С чистого листа...

это как знаешь
руки шире делаешь чтобы человека обнять
а тебе нож вставляют
сука
по самую рукоять
и проворачивают
раз 5
ибо нехуй
было
доверять

Я сидел на скамейке, держа в руках облезлую сломаннуюветку иожесточенно водя ею по рыхлой земле. Старик говорил тихим, спокойнымголосом и тем ужасней было слышать то, что он говорил.

- Онаумрет через три дня, в шесть часов вечера. Через три дня, то естьвпонедельник. В этот день у нее будет четыре пары в институте, послечего онапоедет в гости к подруге. Она уйдет от нее в пятом часу. Бездесяти шесть онасядет на "маршрутку", которая повезет ее домой. Ровнов шесть часовавтобус столкнется с грузовой машиной и перевернется.Погибнут два человека.

Она в том числе.

У меня дернуласьрука, и ветка хрустнула. Я посмотрел на него: обычный старик, лет 60, старомодно одетый, с жесткими морщинками у рта - он непроизводилвпечатление сумасшедшего. Он подсел ко мне час назад, и он все променяи про Таню знал. Но как можно верить такому? Это был абсурд, ерунда, ночто-то в его полуприкрытых глазах и невозмутимых движениях говориломне, чтоон не лжет.

- Кто вы такой? - в горле был комок, мне было трудно говорить.
- Это не важно, - он качнул головой. - Но ни к богу, ни к дьяволу я не имеюникакого отношения, сразу вам говорю.
Я все сжимал в руках ветку, я не мог успокоиться.
-Допустим, вы говорите правду, - я сглотнул и вспомнил, как стариксказал, что яподарил Тане в годовщину нашего знакомства. Об этом незнал никто кроме нас сТанькой!

- Допустим, вы говорите правду, и в понедельник случится то, что вы сказали. Яхочу знать, чего выхотите, почему вы мне это сказали и как можно… да, какможно этогоизбежать?

" В понедельник Танюшка будет дома, - решил я. - Я приеду к ней, и мы целыйдень будем сидеть дома".
- Этого нельзя будет избежать, даже если вы скажете, ей и даже если она небудет никуда выходить, - старик взглянул на меня.

- Но ее не будет в автобусе! - вскричал я.
> Старик пожал плечами:

-Тогда она умрет по-другому. Но ровно в шесть часов. Разве дома такужбезопасно? Таня вроде на десятом этаже живет, не так ли? Высоко!..

Мне захотелось ударить его в лицо. В его желтое, сухое, старческое лицо.
Откуда он взялся? И почему Таня? Она же никогда никому не сделала ничегоплохого, моя любимая, единственная Танюшка!
Я сжал зубы и закрыл глаза.
- Это несправедливо! - я быстро повернулся к нему. - Но вы ведь не просто такэто сказали! Чего вы хотите?
Он поправил старенькую поношенную шляпу на голове, смахнул с плаща пылинки, сложил руки перед собой и сказал:
-Я не говорил бы вам всего этого, если бы не существовалоопределеннойвозможности избежать данного исхода. Вы ведь, конечно, не хотите, чтобываша любимая Таня погибла? - он посмотрел на меня. - Да, глупый вопрос.Таквот, всякое событие, и смерть в том числе, безусловно, предопределено и не всилах человека это исправить. Люди умирают тогда, когда им суждено умереть, именя всегда коробило выражение"неожиданная", "внезапнаясмерть". Человеку можно облегчить страдания, но нельзя отсрочить день ивремя его смерти. Это исключено. Но, какговорится, нет правил без исключений.

Я внимательно его слушал. Он говорил не по возрасту четко и быстро.
-Я могу дать вам шанс. Ваша Таня будет здорова, счастлива, она проживетдолгуюжизнь. Она не умрет в понедельник. Это зависит от вас.

Я схватил его за руку:
- Что я должен сделать?
Он откинулся, потер костяшки пальцев и ответил:
- Цена очень высока.
- Таня для меня бесценна, - сказал я ему, глядя в глаза. - Что нужно сделать?
Он усмехнулся, покачав головой. Потом сказал мне, указывая рукой:
- Посмотрите вокруг. Правда, красиво?
Яневольно осмотрелся. Мы сидели в парке, мимо нас извивалась кружевнаяотлистьев аллея, было еще светло. Место, действительно, было красивым.

Деревья, самые разные, от клена до осины, вздымались по обе стороны аллеи, шуршапрозрачной листвой. Пятнистая от теней земля грела воздух, а внеберазгонялись облака. Где-то вдалеке заливисто пели птицы, раздавалисьгулкиестуки. Дышалось легко, ветер гулял в легких, а в воздухе стоял терпкий, носладостный запах леса. Густая крона деревьев радовала глаз.

- Да, красиво, - сказал я.
Старик удовлетворительно хмыкнул.
- Я знаю, вы очень цените красоту. А на балет вы с Таней ходите почти каждыймесяц.
Он знал и это. Я опять спросил его:
- Так что я должен сделать?
Он помолчал, затем спросил:
- Вы очень любите Таню?
Я не ответил, я ждал. Он, не дождавшись ответа, продолжил:
-Кажется, кто-то из великих сказал: "Жить, значит, чувствовать"…Ну, да ладно. Как вы понимаете, запланированную смерть просто такотменитьневозможно. Человек должен умереть, срок подошел, и вдругнарушаетсяестественный ход событий. Это неправильно, - такая ситуация должнабытьоплачена соответствующим образом. Человек не умер, его чувства живы, ондышит, говорит, видит, слышит и т.д. Вы поняли, к чему я клоню?

- Не совсем.
- Хорошо, - сказал он, помедлив. - Слушайте меня внимательно.
- Я слушаю.
-Таня останется жива, но взамен вы, лично вы, должны отдать нескольковещей, аточнее три, которыми обладает каждый человек и которыеявляются егоестественными функциями.

Я сидел неподвижно, он сказал внятно и громко:
- Вы отдаете слух, зрение, голос, и Таня будет жива. Вот и все.
- Это и есть ваше условие?
- Да. Иного пути нет.
- И как это произойдет?
Он похлопал меня по колену:
-Не бойтесь, вы ничего не почувствуете. Если вы согласитесь, то ужезавтра утромвы проснетесь без слуха, зрения и голоса. Никаких операцийпо выкалыванию глазне будет. Все очень просто.

Он взглянул на меня:
- Но вы не обязаны соглашаться. Это ваше право, ваш выбор.
Я глухо сказал:
- Я не буду ни видеть, ни слышать, ни говорить. И что мне остается делать?
- Вы будете жить. Как и Таня. Хотя… - он побарабанил пальцами по деревускамейки. - Она очень вас любит?
Я промолчал. Я был уверен в ее любви, но кто захочет любить "живойтруп"?
Яснова посмотрел вокруг, теперь уже другим взглядом. Боже, почему всетаккрасиво?! Я закрыл глаза и попытался представить себесостояниеслепоглухонемоты. Это же ужасно!

- Еще раз говорю, это единственный выход, - сказал старик. - А иначе…
- Иначе она умрет, - закончил я в бессилии перед неотвратимым.
- Да, в понедельник, в шесть часов, - подытожил старик.
Он взял меня за руку, заметя мое состояние:
-Должен вам сказать, что вы не первый, кто столкнулся с таким выбором. Изнаете, - он задумчиво похлопал меня по руке, - еще никто не захотелжертвовать собой.

Я сидел, и тяжелая больная тоска душила меня.Я закрыл глаза, потом открыл ихснова, начал говорить не своим, сдавленным, чужим голосом:

- Вы знаете, это очень высокая ценадля меня. И слишком большая жертва. Я оченьлюблю Таню, но я не могу…Это так сложно. Я не знаю…

Я старался не глядеть на него, но я почувствовал, что он встал. Расправляяскладки на своем плаще, он спросил:
- Это ваше последнее слово?
- Да, - тихо ответил я.
-Ну что ж, это ваш выбор. Приятно было с вами пообщаться, - он посмотрелна часы.- Мне нужно еще кое с кем встретиться. Так что, всего доброго.

- До свидания, - еле слышно сказал я.
Он повернулся и медленно пошел, постепенно удаляясь от меня все дальшеи дальше, пока не скрылся за поворотом. Я продолжал сидеть воцепенении, мне было труднодышать. Я сжал голову руками, хотелосьплакать. Но не получалось.

Все произошло так, как он и сказал.Таня погибла в шесть часов вечера, впонедельник, попав вавтокатастрофу. Все эти три дня, с пятницы по понедельник, я старался сней не общаться, избегая ее. Как ни странно, она и не стремиласькэтому, что на нее не было похоже. Лишь в субботу состоялся между намикороткийтелефонный разговор, в котором мы договорились встретиться вовторник. Мне былотяжело с ней разговаривать, а когда она сказала, чтов понедельник поедет вгости к подруге, мое сердце сжалось. Онаговорила тоже не очень охотно, сказав, что немного приболела. Прощаясь, она сказала, что любит меня и только потомположила трубку. Впонедельник вечером, когда я уже знал о случившемся, в своемпочтовомящике я обнаружил письмо от Тани. Оно пришло недавно: это было виднопосвежим чернилам и недоклеенному уголку конверта.

Я читал письмо, мои руки дрожали. Дочитав его до конца, я долго, минуту, неподвижностоял, а потом начал сдавленно, тяжело рыдать, втянув голову в плечи.

" Миленький, любименький, - писала она. - Я не знаю, когда ты получишь этописьмо.Но наверняка тогда, когда меня уже не будет на свете. О, кактяжелоосознавать это! Но я спокойна уже тем, что ты жив. Ты, наверное, ничегонепонимаешь, но как мне трудно писать. Я плачу… Я люблю, люблю тебя.Почему такдолжно произойти и почему с нами?..

Он подошел ко мнев четверг, вечером, когда я возвращалась из института. О, боже, миленький, он все про нас знал! Какой-то старик в мятой шляпе, но онзнал, что ты мне подарил в годовщину нашего знакомства - это же незнает никто! Онрассказал о нас все: и как мы познакомились, и какойнаш любимый фильм, и где мыотдыхали прошлым летом. Он знал все! И онсказал, что ты умрешь. Да, ты долженбыл умереть в субботу. Водиннадцать часов, утром, тебя бы сбила машина. Так онговорил - о, какя тогда извелась; я ему не верила! Но он знал все. Он сказал, что твоейсмерти можно будет избежать - для этого я должна отдать своюжизнь…Миленький, извини меня, но я так долго думала, плакала. Ясогласилась.Он сказал, что я умру в понедельник, он не сказал, во сколько…Мнетак страшно! Сегодня воскресенье - завтра я умру. Но зато ты жив, тыбудешьжить; вчера я не выдержала, позвонила тебе - какое это счастьеслышать тебя, знать, что ты есть! Ты должен жить, я так люблю тебя. Нопочему так быстро летитвремя?

Уже вечер. Я больше не увижу тебя. Никогда. Почему мы?! Мы столько еще несделали. А я так хотела!
У меня дрожит рука… Миленький, мне трудно писать. Не забывай меня. Я будувсегда любить тебя.
Таня".