Дом престарелых. Страшное место. От бессилия и отчаяния люди черствеют, души их покрываются непробиваемыми панцирями. Никого ничем невозможно удивить. Обычная жизнь обычной богадельни.
Четыре нянечки катили бельевую тачку. В тачке сидел дедушкаи истошно орал. Он был не прав. Сам виноват. Накануне он сломал ногу, и сестра‑хозяйка распорядилась перевести его на третий этаж. Третий этаж для человека со сломаннойногой — смертный приговор.
На втором этаже оставались его собутыльники или всего лишьзнакомые. На втором этаже еду разносили регулярно, а нянечки выносили горшки.Ходячие друзья могли позвать врача или нянечку, принести печенье из магазина.На втором этаже гарантированно можно выжить со здоровыми руками, продержатьсядо тех пор, пока не заживет нога, пока снова тебя не причислят к ходячим, неоставят в списке живых.
Дедушка грозно кричал о своих бывших заслугах на фронте, объяснял про сорок лет шахтерского стажа. Строго грозил пожаловаться вышестоящему начальству. Дрожащими руками протягивал в сторону нянечек горстьорденов и медалей. Чудак! Кому нужны были его побрякушки?
Тачка уверенно катилась понаправлению к лифту. Нянечки не слушали его, делали свою работу. Крик дедушкистал тише, он перестал угрожать. Отчаянно цепляясь за свою никчемную жизнь, он уже только просил. Умолял не переводить его на третий этаж именно сегодня, подождать пару дней. «Нога заживет быстро, я смогу ходить», — тщетно пытался разжалобить нянечек бывший шахтер. Потом заплакал. На мгновение, всеголишь на мгновение он вспомнил о том, что был когда‑то человеком. Дернулся из тачки, вцепился мертвой хваткой в дверцу лифта. Но что могут поделать старческие руки с силой четырех здоровых теток? Так, плачущего и стонущего, его и закатили в лифт. Все. Был человек, и нет человека.