Родился я в Ленинградской области. Помнить начал себя рано, с детского садика. В целом я свое детство вспоминаю с удовольствием. Лето я проводил у бабушки с дедушкой в Карелии, там было весело, была своя компания - вместе ходили на рыбалку, играли, купались. Единственное, что омрачало мое детство, это пьянство отца. Когда он был трезвым, все было хорошо, помню, он меня любил, проводил со мной много времени, вместе ходили на рыбалку, гуляли. Некогда отец напивался, то начинал орать, командовать, всегда включал магнитофон на полную громкость с песнями Высоцкого (кстати, я из-за этого до недавнего времени слышать их не мог). В таком состоянии я его боялся. Когда отец приходил пьяный, мать обычно меня забирала, и мы уходили ночевать к ее подругам. Со временем он выпивал уже практически каждый день, однажды мы с мамой даже полгода жили у ее подруги.
Когда мне было 10 лет, родители развелись. Самого факта развода я не помню, меня на это время отправили в пионерский лагерь, оттуда привезли в город уже на новую квартиру. Отец один-два раза в год меня навещал, я не помню, что я при этом чувствовал, но помню точно, что мне не хотелось, чтобы он оставался у нас, я быстро привык жить без него.
В школе до 5-го класса я учился хорошо, занимался спортом. Лет в 7 я смотрел фильм про десантников, и мне тоже хотелось стать сильным и ловким. Когда мне было 10 лет, в школе открылась секция по дзюдо, и я стал ее посещать. Мне очень нравился тренер, м до сих пор я считаю, что он был настоящим мужчиной: он знал свое дело, не орал, говорил доходчиво, любил свою семью. Я его очень уважал. Со стороны родителей был жесткий контроль, мне и в голову тогда не приходило, что можно прогуливать уроки, не слушаться маму.
В 5-м классе учиться стало уже сложнее, к тому же я понял, что мама не такая уж и страшная, можно и прогулять, все равно она ничего сделать не сможет. К 7-му классу я уже делал что хотел. Жили мы бедно, я не мог себе позволить купить джинсы, кроссовки, у меня не было магнитофона. Я сильно из-за этого комплексовал, напрягал маму, спрашивал: "Почему у других все это есть, а у нас нету?" Она пыталась что-то предпринимать, но помимо того, что все эти шмотки стоили денег, в то время это был еще и дефицит, так что у нее плохо получалось. Я с детских лет был "борцом за справедливость". Еще первом классе жаловался маме на плохих учителей, опал ногами, устраивал истерики. Помню, в 5-м классе у нас была классная руководительница, которая могла схватить за руку, потрясти. А я был человек грамотный, знал, что детей бить нельзя. Стал всем капать на мозги - учителям, ученикам, родителям - в общем, классную выперли из школы. И был любитель поспорить с учителями, у меня было обостренное чувство справедливости. Я же точно не помню, были ли несправедливости, но чувство было. На уроках физкультуры я стоял вторым по счету с конца, был маленьким, но держал у себя в классе лидерство. Когда приходил новичок, ему говорили: "Иван у нас самый сильный". Хотя, в основном, это были понты. Я любил кого-нибудь поколотить, был агрессивным, меня боялись. Я чувствовал себя от этого лучше. Я изо всех сил старался выделиться - то красился в огненно-рыжий цвет, то делал себе безумные стрижки. В 7-м классе проколол себе ухо и вставил серьгу, но через неделю вынул, потому что все остальные тоже вставили - никого не удивишь.
Как я уже говорил, примерно с 5-го класса я стал прогуливать уроки, болтался с друзьями, играл в футбол, хоккей. В 6-м классе я стал ходить в кинотеатр по соседству, где собирались молодежные тусовки; "грел-уши", начал курить. С 7-го класса стал выпивать. К выпивке я всегда относился отрицательно, так как насмотрелся в детстве. Сначала думал, что никогда не буду пить, когда начал выпивать, решил, что алкоголиком уж точно не буду. Помню, как мы после 7-го класса поехали в ЛТО, пили там водку. Однажды даже не ночевали дома. Нас отпустили в город, но домой мы не поехали, благо родители думали, что мы в лагере. Поехали в Петродворец, бегали ночью по фонтанам, там нас и задержала милиция. В милиции мне было интересно, мы очень нагло себя вели, чувствовали себя героями, маме, естественно, что-то наврал.
В Карелию ездить мне уже было неинтересно. Я тогда общался с гопниками - портвейн, драки, ватники. Любимым занятием было гонять "чурок" из ПТУ по соседству. Под этим имелась даже "идеологическая подоплека" - у моего приятеля брата пырнули ножом люди из этого ПТУ, а мы - "подрастающее поколение" - как бы мстили. Мне в основном нравился ажиотаж вокруг этого, в самих драках я участвовал редко.
В 7-м же классе со мной произошел случай, который сильно поднял мой авторитет. Я жил в своем доме уже несколько лет, но никого из ребят не знал. Так получилось, что я стал невольным свидетелем убийства - к моему соседу-культуристу пристали пьяные, была драка, приехала милиция. Одного из пьяных, запихивая в милицейскую машину, уронили, и он, ударившись головой об асфальт, умер. Я все это видел и дал показания в суде, культуриста отпустили.
Жизнь моей семьи меня тогда вообще не интересовала. Мама пыталась как-то устроить свою жизнь. Появился отчим. Я относился к нему с опаской. Мужик он был крутой, у него был свой шофер, который заезжал за ним утром на "вольво", продукты он покупал в валютниках, был круто прикинут. Сначала отчим пытался мне всячески угодить, когда я стал совсем выходить из-под контроля - учил меня жизни, пытался контролировать, из-за этого у нас были частые конфликты. Потом он спился, но я это уже плохо помню, потому что торчал.
Мать еще предпринимала какие-то попытки. Мне не нравилось, что моя жизнь может как-то измениться, и вообще, я не хотел принимать в этом никакого участия.
К концу 8-го класса все стало уже серьезнее, я "бросил пить". Понял, что ничего существеннее пива я пить не могу, потому что если я пил, то всегда напивался, цель у меня была такая. Мне не очень нравилось конечное состояние - я вырубался, блевал. К 8-му классу я перестал общаться с гопниками. Во-первых, потому, что стала распадаться компания, потом появились новые знакомые. Я узнал, что можно зарабатывать деньги самому, занимаясь спекуляцией. В голове засела идея наживы денег. Стал спекулировать шмотками, входить в полукриминальный мир. Для спекуляции у меня была своя идеологическая платформа - "жить на одну зарплату - в падлу". Я считал, что кругом одни придурки и лохи. Деньги мне нужны были, чтобы хорошо одеться, купить магнитофон. Мы с приятелями много говорили о загранице, эти разговоры западали в голову. Я решил твердо, что нужно уезжать в свободную Европу, а еще лучше в Америку, при коммунистах ничего хорошего не будет. В 8-м классе я практически не учился, выезжал на старых знаниях, тем более что учителя ко мне хорошо относились.
Недалеко от моего дома было заведение, которое днем работало как закусочная, а вечером как кабак. Там собирались бандиты. Субботу, воскресенье я всегда там бывал. Это был просто бесплатный американский боевик, туда приходили ребята-боксеры, у которых меньше первого взрослого разряда не было, обязательно кому-нибудь били морду.
После 8-го класса я поехал на юг, там впервые попробовал анашу, да еще и с собой привез. О наркоманах к тому времени я не только слышал, но и был с ними знаком, они жили и в моем доме, и везде вокруг.
После юга я решил поступать в мореходное училище. У меня один из родственников плавал, у него весь дом был забит импортной техникой - аудио, видео и т. д. Я тоже всего этого хотел, и к тому же загранпоездки - это еще и шанс осуществить старую мечту там остаться. Поступил я в училище без напрягов. 1 сентября взял с собой анаши и пошел учиться, а там - казарма. Система была такая: два месяца постоянно живешь в казарме, потом в течение года отпускают домой на субботу, воскресенье, а потом вообще живешь дома. Мне нужно было "отмучиться" только два месяца. Но это было не для меня. В-казарме моих земляков не было, все были иногородние. У людей были "быковские" понятия, мне не нравились их шуточки. Хотя по замашкам я сам был таким. Отучился я 6 дней - мое обостренное "чувство справедливости" больше не позволило мне выполнять приказы и распорядок дня. А тут еще и анаша кончилась. Я просто ушел оттуда прямо в форме. Помню, как ехал я в ней через весь город и жутко стеснялся. Приехал домой, мать в отъезде, переоделся и загудел на две недели.
Мой закадычный друг поступил в художественно-реставрационный лицей, мамина подруга помогла мне тоже туда пристроиться. Я с детства неплохо рисовал, но мне было уже не до того. Я быстро вник в суть "обучения" - учиться не надо, надо курить анашу. Я все время прогуливал, через год из училища выперли. Время я проводил все в том же кабаке, иногда выпивал, постоянно курил анашу, спекулировал. У нас там постепенно образовалась молодежная банда, отнимали у людей деньги, существующие и несуществующие долги. Это были уже уголовные дела, хотя всерьез как-то я это не воспринимал. Летом с приятелем опять поехали на юг, там познакомились с очень богатыми людьми, развлекались за их счет. Они пообещали пристроить на хорошую работу, дали свой телефон. Но когда вернулся с юга, так им и не позвонил. Пока я отдыхал, мои бывшие однокурсники ездили в стройотряда Астрахань и привезли оттуда много анаши на продажу. Я их всех "кинул", анашу забрал, благо в училище уже не учился и найти меня было трудно. Анаши было море, мы с приятелем целыми днями сидели и курили.
Планов у меня в жизни никаких не было. Я пристроился в "Катькин садик" продавать майки, матрешки, ездил на вечеринки, дискотеки. У одного моего приятеля Выла пустая двухкомнатная квартира, где постоянно собирались Сумасшедшие компании, приходили в нее без хозяина, он даже права голоса не имел. Я тоже туда ходил, там и вник, что такое опиум. Среди моих знакомых было несколько наркоманов, они совсем мне не казались страшными… Однажды, с одним из них, мы шли на дискотеку, он был вроде бы в завязке. По дороге встретили еще одного знакомого, который попросил моего приятеля помочь взять опиаты. Денег ни у кого, кроме меня, не было. Тогда а попросил взять кайф и на меня. Они меня спросили: "Зачем тебе это надо?", а я у них: "А вам зачем?" На это им ответить было нечего, они взяли. раствор и на меня. Я сначала очень боялся, что будет больно, приятели говорили, что не будет, - обманули, было больно, но последующие ощущения стерли эту боль. На дискотеку мы не пошли - передозировались. Никакого чувства вины у меня не было, наоборот, я был доволен, что в этой компании я ничем не хуже других. На следующий день взял еще. Потом неделю был перерыв, и я понял, что опиаты - это то, что нужно.
Перестал курить анашу, стал постепенно забрасывать дела, все чащей чаще употреблял опиаты. На самом деле дискотеки я не любил, ходил туда только потому, что все ходили. А после инъекции было не в облом просто так посидеть, не надо никуда ехать, никаких проблем. Несколько раз я передозировапся, меня тошнило, но это было не так противно, как при алкогольном опьянении. Стал отлынивать отработы в "Катькином саду", лень стало туда ходить, решил, что это слишком сложный путь зарабатывать деньги. У моего тогдашнего окружения был девиз "Нажил -спустил, нажил- спустил". Проработал я там до Нового года.
Тот Новый год был уже очень показательным относительно степени моей зависимости от наркотиков. Со своими друзьями мы решили отметить праздник в той самой квартире. Там намечалась компания -двое парней, моя бывшая однокурсница из училища и мы с приятелем. Я купил в "Метрополе" за бешеные деньги бутылку шампанского (в то время это был дефицит), это была единственная бутылка на всю компанию. Мой приятель, тот самый, с которым мы ездили на юг, сильнодействующих наркотиков не употреблял, иногда покуривал анашу. Я стал его уговаривать попробовать, что такое опиум. Он с трудом согласился. Накануне Нового года мы пошли искать кайф, но за деньги уже купить было нельзя. Мне предложили поменять раствор на бутылку шампанского. Я долго не колебался, пришел в эту квартиру, там уже собралась вся компания, сказал, что шампанское мое, и унес его. Все страшно обиделись. Мы с приятелем обменяли шампанское на кайф. Непосредственно Новый год я встретил с мамой, потом с этим приятелем мы поехали к знакомому наркоману, мы еще не умели колоть себя сами. Он нам сделал, моему приятелю жутко понравилось. Потом мы поехали к нему домой, и там нас "тряхнуло" - температура под 40, озноб, видимо, раствор был грязный. Так весь Новый год и провалялись. Утром я ему объяснил, что это случайность, надо пробовать дальше.
После Нового года работу я забросил, наркотики употреблял очень часто, при любой возможности, а возможности активно искал уже сам. Примерно через месяц я попал в милицию. Случилось так, что я попросил своего знакомого купить на меня кайфа за его счет, а сам пошел домой за деньгами. Взял деньги, иду весь в предвкушении. Захожу в парадную, спускаются два каких-то незнакомых мужика, хватают, заламывают мне руки и ведут в машину. Как потом выяснилось, взяли торговца и вылавливали всех, кто к нему приходил. Я сначала пытался что-то объяснить, говорил, что шел к приятелю, но мне не поверили и запихнули в машину. По дороге я "сел на измену", зачем-то стал выдирать листы из записной книжки, запихивать их под сиденье. У меня не было с собой шприцев, но руки были все исколоты. Я, правда, пытался что-то наврать насчет курса глюкозы. В отделении я по незнанию начал качать права, но мне быстро дали в лоб, и я понял, что этого делать не надо. Я был самый молодой, мне ничего не сделали. Вызвали маму, показали ей мои руки и отпустили. По дороге домой мама
плакала, что-то говорила, просила ей обещать, что я больше так не буду. Но я обещать ничего не стал. Дома отчим пытался учить меня жизни, типа: "До чего ты мать довел!" Но я ему сказал, что никого не просил никуда ходить и чтобы меня оставили в покое. Вечером пошел в эту квартиру, где мы собирались, весь кипел от возмущения, чувствовал себя борцом за справедливость. Мы вообще были любители основательно поговорить о том, что в развитых странах чуть ли не на улице продают метадон, а у нас дурацкие законы, и все в таком духе.
Но, наверное, где-то в глубине души я уже тогда чувствовал что-то неладное. Один из приятелей посоветовал с черного переломаться на белом.
Эфедрон мне не понравился, была рвота, противный отходняк. Я несколько раз пробовал эфедрон, эффект был один и тот же. Так что выбор кайфа был сделан окончательно. В мае, как раз под действием эфедрона, мы с приятелем решили поехать в Карелию переломаться. Сильных ломок у меня в то время, правда, еще не было. Приятель до места не доехал, у него не оказалось паспорта, а я очутился у бабушки с дедушкой. Собирался я там пробыть месяц, но через три дня, выпросив деньги у родственников, я самолетом, чтобы было быстрее, вернулся в Ленинград. И прямое сумками и чемоданом из аэропорта поехал за кайфом.
Наступило очередное лето, я уже стал ездить за город за маками. Несмотря на то что бегать по огородам ночью было довольно муторно, видел в этом даже какую-то романтику. Употреблял я практически ежедневно. Тогда я тратил деньги еще не только на наркотики, мог на какую-то часть купить одежду. Но чаще было по-другому. Если появлялись деньги, сначала решал, что половину оставлю на шмотки, половину проторчу, но, как правило, уже все протарчивал. Иногда закладывал вещи, но еще удавалось их выкупить. Чтобы достать денег, влезал во всякие махинации, продавал подросткам траву из аптеки под видом анаши, липовые вызовы за границу и т. д.
Летом познакомился с подростками-наркоманами, которые занимались квартирными кражами, у них всегда было много денег. Мы с приятелем стали их "направлять как старшие товарищи". Пока они воровали, мы сидели на лавочке, потом они с нами делились наворованным. В конце концов мы с ними разошлись, стали воровать уже вдвоем. В квартиры залезали в основном по субботам и воскресеньям через форточки. К осени, когда с кайфом уже стала напряженка, я постепенно начал "кроить" от приятеля-в квартире брал больше, чем говорил ему. Психология была: "Каждый за себя". Никаких друзей и развлечений уже не было. Собирались только так сказать, для сотрудничества.
К зиме с квартирами стало хуже - люди уже не ездили на дачи, закрывали форточки. В квартирах крал, но уже реже, приходилось взламывать двери. "Старшие товарищи" научили меня открывать машины, это было прощен безопасней: Один из моих приятелей подал мне идею ограбить нашего же знакомого. Мы взяли там магнитофон, а еще и деньги, о которых умолчал. Приятеля ломало, ему срочно нужен был кайф, он готов был очень дешево продать магнитофон. Ноя отказался, я-то знал; что у женя есть деньги на кайф, а его ломка - это его проблемы. В конце концов было по-моему, ему пришлось шустрить где-то в другом месте, магнитофон мы продали только через три дня по той цене, которая устраивала меня. По своим знакомым я "прошелся основательно. Даже здесь я ухитрялся подвести платформу - они, мол, "плохие люди", один зачем-то поступил в военное училище, другой мне печенья к чаю не подал.
Со старыми друзьями я совсем разошелся. Помню, как-то, когда было много денег, купил дыню, арбуз, еще что-то. Иду домой, на скамеечке перед парадной сидят мои бывшие друзья. Они думали, что я остановлюсь, поселюсь с ними, поболтаю. Но я сказал: "Привет" -и пошел домой. Мне был никто не нужен, у меня был кайф.
Потом я близко сошелся с наркоманами, которые употребляли опиум много лет, были уже судимы. Мы вместе торчали и вместе воровали. Я знал их еще до того, как начал колоться, иногда покупал у них анашу. У нас с ними тогда как-то вышел спор. Они у меня спросили; "Зачем тебе все эти дискотеки, шмотки?" А я им: "А зачем "тогда жить?" Они: "Засадился-и ничего этого не нужно, через годик ты будешь точно так же думать". Я им тогда не поверил, но они оказались правы. Теперь тоже самое я говорил молодым: "Зачем мне ботинки, если ломает?" Мой день выглядел примерно так: я вставил, вбежал на балкон, где у меня был заныкан раствор, кололся. Потом шел варить, брал с собой готовый раствор и шел воровать или продавать наворованное. Я мог это делать только под кайфом, причем уже систематически ел транквилизаторы. Они усиливали эффект опиатов и уменьшали чувство страха. У меня был свой определенный маршрут. В одном месте стояли машины, место было безлюдное, удобно воровать, потом шли два магазина, где тоже можно было чего-нибудь спереть. Вообще, я воровал везде, где можно, и все, что плохо лэжало. Мне уже мало кто верил, но если представлялась возможность кого-нибудь "запутать", ее я тоже не упускал.
Я тогда не думал, правильно я живу или неправильно. Я хорошо торчал, свободного времени у меня не было, всегда был "при деле". Уважал себя за то, что занимаюсь криминальными делами.
К концу зимы стали появляться проблемы, с кайфом начались перебои, воровать стало страшно, все больше ел транквилизаторов. Однажды запалился в магазине, пришел в штанах, которые украл утром. Я слышал от старых наркоманов, что проще всего воровать "дворники" с машин. Думал, что сам до этого никогда не дойду, это был показатель деградации, но пришлось уже и этим промышлять. Много возни, мало денег, но заработок стабильный. Доза у меня была плавающая, но верхнего предела не было, сколько было кайфа, столько и протарчивал. Мне нравилось быть удолбанным до соплей, когда рубит - никаких проблем, а все время приходилось шустрить, вставать утром, идти как на работу - добывать деньги, кайф. Даже если на сегодня наркотики были, то нужно доставать на завтра. И так ежедневно: 12-часовой рабочий день на фоне ломок.
Жизнь становилась неуправляемой, происходили уже всякие сумасшедшие истории. Помню, украл из машины сумку, пошел к барыгам за раствором, очнулся через 1,5 часа на скамейке напротив дома торговца.
Всех вокруг начали сажать, у меня уже не было сил где-то прятать кайф, я хранил его уже дома, перестал соблюдать все меры предосторожности. Мама мне неоднократно предлагала лечь в больницу, но я все отказывался, а тут было уже так плохо, что согласился. Пролежал я около 20 дней, почти весь апрель. Через неделю мне полегчало, был уже бодренький. Там познакомился с одним наркоманом, с ним мы устроили скандал, нам мало дали рогипнола. Нас выписали за нарушение режима. Пока лежал в больнице, думал, что после выписки займусь делами, наркотики буду употреблять эпизодически.
Вышел я оттуда накануне своего восемнадцатилетия. На день рождения мне подарили денег, получил страховку и… укололся. Маме в больнице посоветовали подкармливать меня радедормом. Она выделяла мне баночку (10 таблеток) в день. Ей, конечно, сказали давать мне меньше, но я ей объяснил, что у меня иммунитет и мне нужно много таблеток.
После больницы меня перестало тащить. Я первый раз укололся - подташнивало, но не тащило, единственное, что не ломало. Потом то же самое. Я даже один раз наехал на торговца; думал, что он мне продал "левый" раствор. Потом смотрю, все вокруг, кто со мной кололся, тащатся, а я как трезвый, хотя в зеркале лицо удолбанное. Но колоться я продолжал, сначала не каждый день, потом опять подсел. Тут уже много времени не потребовалось, чтобы жизнь стала абсолютно неконтролируемой.
Помню такой случай: зашел я в наш кинотеатр, у меня там в буфете работала знакомая. Был я под транквилизаторами, в кармане - много денег и кайфа. Буфетчица ушла в подсобное помещение, а я видел, что она положила в кассу пачку денег. Воровать у меня не было ни малейшей необходимости, но я, на глазах у изумленной публики, перегнулся через прилавок, вынул деньги из кассы и кинулся бежать. Вернувшаяся буфетчица закричала: "Держите его!" А я бегу и думаю: "Все, это тюрьма". Ребята вокруг кричат: "Ты что, идиот? Отдай деньги". Я остановился, отдал деньги. Потом пошел чуть ли не наголо подстригся, сменил весь гардероб, это место обходил стороной. Уже через месяц после больницы я плотно подсел.
Однажды, в конце мая, приняв до обеда где-то 12 таблеток радедорма, я вдруг подумал: "Опять подсел, без кайфа жить не могу, зачем такая жизнь". Я решил, что больше жить незачем. Съел еще 10 таблеток радедорма, под транквилизаторами я всегда становился очень решительным. Прикинул, что если к 22 таблеткам, которые я уже съел, добавить еще раствор с димедролом, то уж умру наверняка. Чтобы быстрее купить раствор (боялся, что транквилизаторы начнут действовать и могу уснуть), продал новые ботинки за бесценок, купил кайфа и еле добрел до приятеля. Последнее, что помню, я ему сказал: "Мути с димедролом", - и провалился. Утром очнулся - живой, транквилизаторы еще действовали. Наехал на приятеля, почему ом мне не сделал. Он оправдывался, говорил, что я вырубился и он не смог меня разбудить. Я опять был полон решимости, укололся, опять провалился. Очнулся поздно - денег нет, кайфа нет, от передозировки болит голова, решимость улетучилась. Был злой навесь свет, что остался живой, поплелся домой.
Опять заторчал. Это продолжалось недолго. Мать предложила снова лечь в больницу, был конец июня 1992 года, с момента предыдущего лечения прошло всего 2 месяца. В больнице опять быстро оклемался. После выписки решил попробовать не торчать. В основном сидел дома, ничего не делал, смотрел телевизор. Идти мне было некуда, все знакомые торчали. Вечером выходил на лавочку перед домом, садился и слушал разговоры малолеток, понимал, что все это мне не нужно. Иногда срывался, особенно если предлагали и не надо было шустрить. Я не понимал, что со мной происходит, - постоянная депрессия, тоска, бессонница. Решил на все лето уехать в Карелию. Наварил с собой кружку кайфа, в поезде кололся, пронес раствор в самолет. Приехав к бабушке с дедушкой и не успев даже выпить чаю, я пошел "собирать грибы". Мои родственники были очень удивлены, так как знали, что я с детства не любил собирать грибы. В лесу первым делом укололся. В этот день я три раза ходил за грибами. Когда кайф кончился, я три ночи не спал, а потом со скандалом уехал. Вернувшись, я решил - все, хватит бросать торчать, нужно наладить денежный канал, чтобы всегда был кайф. Налаживание канала кончилось тем, что продал что-то из дома, и опять понеслось. Опять кражи, бесконечная шустрежка.
Летом с приятелем поехали в Псковскую область за маками. Он жил у своей бабушки, а я первую неделю в лесу в палатке. Маков было завались, но полноценного кайфа мне было не поймать, в палатке было холодно, не мог иногда даже уснуть. Через неделю я переехал в деревню, поселился в Доме колхозника, сказав, что я - рабочий из леспромхоза. Прожил я там две недели. Ночью ходили за маками, днем кололись, "рубились и опять резали маr". Так целыми днями: Из гостиницы я свалил, не заплатив за номер.
Вернулся в Ленинград, сезон тем временем кончился. И опять все по новой - кражи, добывание кайфа. Я понимал, что деградирую. Я ходил немытый, небритый, редко стирал свои вещи, был плохо одет. Когда начинал торчать, меня уважали. А тут, однажды, звоню торговцу, который живет в двух минутах ходьбы от меня, спрашиваю: "Есть?" Он говорит: "Есть". Я прихожу через пару минут, он мне заявляет, что ничего уже нет, все только что продал каким-то людям, и захлопывает у меня перед носом дверь. Я онемел. Раньше я бы этого так не оставил, теперь у меня не было никаких сил, я просто пошел обратно домой. Я перестал себя уважать.
После второй выписки из больницы мне позвонил тот самый приятель, с которым нас первый раз выписали за нарушение режима, и предложил сходить на собрание Анонимных Алкоголиков. На собрание я пришел будучи под транками, мало что помню, но помню, что чувствовал себя не в своей тарелке. Пытался этому приятелю что-то рассказывать, типа "украл, проторчал". А он меня обломал: "Мы на собраниях стараемся жаргон не употреблять". Мне было это дико слышать, тем более от него,, ведь мы с ним некоторое время вместе торчали. В общем, сходил на собрание - и забыл.
Осенью становилось все хуже и хуже. В ноябре опять лег в дурдом. Лежал недолго, был конфликт с завотделением, меня выписали. Вышел из больницы, все поехало по новой. Доза у меня была два стакана маковой соломы в день, ни на что, даже на еду, денег не было, только на эти два стакана. Мать в это время положили в больницу, я иногда к ней ездил. 30 декабря, накануне Нового года, она ненадолго приехала из больницы, испекла торт, дала мне денег на подарок. Я быстренько пошел, купил себе самый дешевый свитер, чтобы еще деньги остались. На следующее утро встал, ломает, деньги есть, надо где-то купить соломы, я ушел из дома. А мама меня только об одном просила, чтобы я вернулся к четырем и проводил ее в больницу. Она действительно была очень плоха, могла сама не доехать. Купили соломы и пошел к знакомым варить. Смотрю на часы - до четырех осталось десять минут, мне не успеть, а невмазанный ехать не могу. Опоздал на час, пришел домой, мать уехала, на столе записка лежит. Меня стали мучить угрызения совести, но еще засалился, и жизнь опять стала прекрасна.
Новый год я встретил дрожа от страха. Накануне я продал левый раствор одному авторитету и боялся, что придут требовать объяснений. Встречали мы Новый год с одним приятелем, который сам был всем должен, жил в страхе, так что он был к этому привычный. Мы занавесили окна, отключили телефон. Так и встретили - он на одной кровати, я- на другой. Я не уверен, видели ли мы что-нибудь в телевизоре, - было много кайфа.
В феврале я опять лег в больницу. Встал в 7 утра, засадился, поехал на рынок, купил там еще раствора, опять укололся и поехал в дурдом. Было мне очень плохо, отлежал 7 дней, а потом заболел гриппом. На этот раз никакого подъема сил и бодрячка уже не было. Вышел, две-три недели лежал дома, болел. Это была моя последняя больница.
В этот период ко мне навязался жить, под предлогом вместе бросить, один мой приятель, который только что освободился из тюрьмы. Утром вставали, первый вопрос: "Что будем делать?" - "Денег наживем". - "А что с деньгами делать?" - "Ладно, давай вмажемся последний раз". Однажды засыпались на краже, попали в милицию, но, поскольку успели только взломать двери и никто этого не видел, нас отпустили. В конце концов я ему сказал: "Завязывать вместе не получается, поезжай домой". Поссорились мы с ним на этой почве.
У меня постоянно была депрессия, бессонница, упадок физических и моральных сил. Опять позвонили ребята с группы, позвали на собрание. Решил сходить. Иногда после этого стал ходить на собрания, но не очень-то верил, что у меня что-нибудь получится, было подозрение, что все это не для меня. В этот период часто срывался - примерно 1 раз в неделю. Иногда неделями не ходил собрания, тогда срывался еще чаще. Депрессии у меня были и в трезвом, ив нетрезвом состоянии. Уже не было сил шустрить, но на группу тоже не хотелось. И Мы с мамой поменяли квартиру, стали жить в центре. Первое время было совсем плохо - быт не обустроен, знакомых никаких нет, денег нет, сил никаких тоже нет. Иногда ходил на группу, просто чтобы пообщаться с людьми.
Из пяти моих друзей, с которыми мы начинали употреблять наркотики, к тому времени в живых осталось только трое, а к сегодняшнему дню двое я и еще один. "Остальные все умерли: один от заражения крови; другой, будучи в состоянии опьянения, захлебнулся в ванной; третий пытался перелезть из одного окна в другое, так как его заперла мать, сорвался и погиб. А один из самых близких моих друзей, недавно, вернувшись из тюрьмы, повесился, но об этом разговор дальше.
Несмотря на сильные депрессии, я время от времени продолжал ходить на собрания. Правда, литературу Анонимных Алкоголиков я не читал, я даже не все шаги знал, нахватался верхушек, программу не выполнял. Слушал, что говорят другие, и говорил то же самое. Иногда я уходил с собрания полный надежд, а иногда так накрывало, решал, что больше никогда туда не пойду.
В то время я даже пытался работать. Помню, мать вписала меня в халтуру. Нужно было 6 дней красить стены, потом получить деньги. Пять дней я красил, на шестой не мог дождаться конца рабочего дня, стал требовать у матери деньги, вынудил ее отдать свои, поехал и укололся. Вмазался и решил сделать 9-й шаг. Когда-то я взял у одного человека куртку, потом переехал в центр и так ее и не отдал. Ну, думаю, пойду сейчас, все ему объясню, поедем ко мне, он заберет куртку, я ему расскажу об АА. По дороге как раз его и встречаю. Он у меня спрашивает: "Привез куртку?" Я ему только хотел что-то объяснить, но не успел - получил по лбу. Я все недоумевал: "Как же так, первый раз в жизни что-то хотел отдать, и на тебе - по лбу получил". Тогда понял, что сначала надо делать предыдущие шаги, а потом летом опять поехал в Карелию, на этот раз укололся только на дорожку. Приехал, уже был сезон, созрели маки. Помни, пошел как-то со своей двоюродной сестрой гулять, сталей рассказывать, каким я раньше был плохим и каким теперь стал хорошим, хожу на собрания АА и все в таком духе. Вдруг вижу прямо перед собой плантацию маков, меня жутко переклинило. Ночью я все это собрал, с нетерпением дождался утра. Когда все уехали в город (я под каким-то предлогом остался), быстро начал резать маки, сначала пытался заварить с чаем, но эффекта не было. Потом пытался есть - вкус омерзительный, но все-таки запихал в себя несколько головок. Вернулись родственники, меня распирает, лицо опухшее, глаза красные, я еще догнался радедормом, который. нашел в аптечке, одним словом, покайфовал. Через несколько дней вернулся в Ленинград.
С осени стал все чаще и чаще ходить на собрания, там уже было несколько моих ровесников наркоманов, мы много времени проводили вместе, могли и сорваться: Иногда меня клинило, мы собирались вместе на группу, они шли, а я оставался дома.
Программа занимала все больше места в моей жизни. Я ходил на собрания, постоянно там говорил, что не хочу торчать, а срывы происходят потому, что просто не получается оставаться трезвым. Потом я понял, что на самом деле я хочу торчать, но просто не умею. Если бы все было хорошо, вряд ли бы я бросил наркотики, у меня, наверное, даже мысли такой не возникло. Это осознание происходило постепенно, я долго пытался сидеть на двух стульях - наркотики и АА, но в конце концов понял, что стул-то на самом деле остался только один - АА.
3 октября 1993 года я сорвался в последний раз. Я очень активно стал вникать в суть программы, каждый день ходил на собрания. Первые четыре месяца было очень тяжело - меня постоянно мучило желание уколоться, с ним я ложился спать, с ним и вставал. Я не знаю как с ума не сошел. Просыпался утром и думал: "Опять новый день, опять будет плохо, впереди ничего не видно. Когда же это кончится и кончится ли вообще?" Иногда у меня даже появлялись мысли о самоубийстве, но я терпел. Мне не верилось в тот период, что у меня что-нибудь получится. Были мысли, что я не создан для трезвой жизни, что моя судьба - умереть от наркотиков. Но, несмотря на все на это, я продолжал ходить на собрания, я жил от группы до группы. Если в промежутке становилось совсем невмоготу, звонил кому-нибудь из АА или заходил в гости. Стал читать литературу АА, следовать принципам программы. Девиз: "Первым делом - главное" стал девизом моей жизни. В этот период я жил только АА. После первого месяца трезвости, несмотря на депрессию, у меня появился энтузиазм, мне захотелось стать трезвым. Сомнения не прекратились, но появилась надежда.
Я каждый день только и делал, что ходил на собрания, обсуждал программу с друзьями, стали происходить маленькие открытия. Помню, сидел на собрании, где речь шла о вторым шаге, и до меня дошло, что я часто говорил о том, чего не знал и не понимал. Я понял, что других людей я вообще не слушаю, не хочу отказываться от своих убеждений, то есть живу по-старому, а хочу каких-то изменений. Тогда я стал поменьше говорить, меньше стал что-либо утверждать, больше слушать других, читать литературу. Я слышал в АА фразу: "Если ты будешь делать то, что делал всегда, ты будешь получать то, что всегда получал". И я осознал, что продолжал жить по-старому, а получать хотел по-новому. Я понял, что нужно изменить систему ценностей - будет результат. Я не знал, каким он будет, но все говорили, что лучше, чем до этого, и я верил.
В это время у нас с мамой было тяжелое финансовое положение, но я осознанно перестал заниматься делами, отбросил мысль о наживе денег. Деньги "жгли карман". Я знал, как только они появляются, желание уколоться усиливается. Однажды мать предложила мне денег, чтобы я устроился на курсы английского языка, но я отказался и предупредил ее, чтобы она вообще не давала мне денег. Я смирился с идеей "нищей трезвости". Я старался избегать злачных мест, старых знакомых, сами они меня не доставали.
Нельзя сказать, чтобы я отказался от идеи обогащения легко, просто и сразу. Помню, мне предложили совершить квартирную кражу. Хотелось денег, кроме того, отказываться- удар по самолюбию, и я согласился. Как только договорились, мне стало очень плохо, тут же пожалел об этом. Я готов был сам заплатить денег, только чтобы не красть. Я поехал к месту, куда договорились, и уже у двери в квартиру отговорил человека. Когда все миновало, я понял, что красть не буду, даже с этими мыслями надо завязывать. Несколько раз мне еще делали подобные предложения, и у меня даже были небольшие колебания, но я уже твердо говорил "нет".
Примерно через четыре месяца тяга к наркотику прошла. Я стал думать о работе. Мне предложили работу в коммерческом магазине. Работать было очень тяжело, трудно вставать утром. Раздражало то, что все время нужно было быть на виду, общаться с людьми. Я понял, что эта работа может довести меня до срыва. Месяц я советовался по этому поводу в АА, слушал мнения других людей, их опыт, и в конце концов уволился: "Первым делом - главное".