Акварель, изображающая меня меня девятилетнем, воспроизведена на обложке этой книги - да, я и в самом деле был невинным ангелочком. Нос и подбородок ещё не выперли до неприличия вперед, не было ни кругов под глазами, ни бороды. Единственное, что не изменилось, - это глаза, хотя их взгляд уже не так ясен, как на детском портрете, теперь весящим над лестницей в моем маленьком парижском доме. Иногда, если я возвращаюсь поздно, портрет, кажется, осуждающе смотрит на меня. Ребенок с ангельским личиком в смятении созерцает собственное падение. Порой, когда мне случается сильно перебрать, я начинаю поносить этого пай-мальчика, который надменно взирает на меня с высоты своего юного возраста, категорически не приемля того, во что я превратил его будущее.
— Ну ты придурок! Кончай на меня пялится! Тебе ещё и десяти нет, ты живёшь в крошечной квартирке с разведённой матерью, ходишь в восьмой класс монастырской школы, спишь в одной комнате с братцем и собираешь наклейки из "Пифа"! Ты гордится должен тем, кого я из тебя сделал! Я осуществил все твои мечты, ты стал писателем, ты, личинка, мог бы выразить мне свое восхищение вместо того, чтобы обливать меня призрением!
Он не отвечает. Акварелям вообще свойственно молчаливое высокомерие.
—Вот чёрт! Да кем ты себя возомнил?!
—Тобой.
— И что, я так уж сильно тебя разочаровал?
— Мне просто неприятно думать, что через тридцать лет у меня изо рта будет вонять помойкой и я буду разговаривать с картинами.
— Хватит ко мне цеплятся! Чего ты хочешь, ё-моё? Чего тебе надо? Я - ЭТО ТЫ, ТОЛЬКО СТАРШЕ, вот и все! Мы с тобой - один и тот же человек!
— Ты хочешь сказать, один и тот же ребёнок?
Мальчик смотрит на меня не мигая. Похоже, я слышал только свой голос: он задавал вопросы и сам же на них отвечал. Я в том состоянии, когда всё путается. Я плюхаюсь на ступеньки лестницы…