хорошие девочки пишут про первый снег, на их рисунках он напоминает манную кашу. панельные дома почти пеналы - кричат рукава. пенальти игрушечных паровозиков и детства кому-то в лицо.
а у меня снег похож на людей. первый - клёвый, боишься наступить и обидеть эту белость, запачкать ей глаза кровью из носа, словами изо рта, просишь цветов и весну в вену.
а через неделю не цепляет больше. я все еще только про снег. второй, седьмой и какой-то там еще - невнятные, мимика мимо, счастье, как аллергия на несквик. над переносицей проносятся поезда, он пишет ей песни, а потом не может их петь. физически.
хорошие девочки переходят переходный возраст и не спотыкаются. всегда помнят, когда и с кем последний раз. какая была музыка.
а я помню только, как раздевались, издевались. и цифры билайна. смеялись над стихами Брюсова, а через четыре года вспомнили, как смеялись, и захотелось выпить что-нибудь сильное, выбить что-нибудь живое.
я не ломаю комедии, честно. только пальцы - кнопкой "отправить". и иногда рожаю разжатые ладони, чтобы кто-нибудь дочитал мою запись до конца и снова промолчал. как там говорится - "сберегательный банк не сберег чуда"?
стать бы хорошей. спать с хорошей. на несколько дней, а потом можно заново в эти стеклопакеты и пакеты со стеклами, выкашливая себя в холодную смешную погоду. хоть бы один объяснил, что я нетуда.
кажется, что прощаюсь с людьми, рву лица, реву, а это просто фотки. сколько же раз еще разрезать, куда уехать, откуда спрыгнуть. а вообще-то этот пост должен был быть о твоих глазах.
ангелы сидят на кухне и говорят, что бога нет. и только я знаю, что ангелов тоже нет. это все наркотик.