Закончился дождь. Он шел весь день, и толстый щен, живший под крыльцом, не смел и носа показать на улицу. Лишь лежал там, в затхлой родной темноте, положив голову на чрезмерно большие лапы, и тяжело вздыхал. В дождливые дни ты чаще чувствуешь себя одиноким. Не с кем разделить тепло мягкого бока, не с кем синхронно посопеть, лишь бы не слышать, как барабанит над головой наглый дождь. Щенок не любил дождь: в такие моменты ему становилось уж совсем тоскливо.
Но дождь закончился. Вместе с последней каплей, упавшей в лужу во дворе, из под крыльца появился любопытный лаковый нос. Розовый язык нетерпеливо облизал его, в поисках новых запахов и нюансов, а потом нос шумно втянул свежий, еще влажный воздух. Вслед за носом во дворе показались две большие, не по возрасту лапы, смешная голова с висячими ушами, надутое щенячье пузо, кривые задние лапы и длинный смешной хвост, что был очень суров нравом. Хвост не хотел скручиваться в баранку. Считал это ниже своего достоинства. Длинным, немного волочащимся по земле, с белым пятнышком на конце, хвост нравился себе больше, чем какая-то геометрическо-булочная форма, о которой грезил Щен. Хвост баранкой или бубликом - высший отличительный знак уважающей себя дворовой собаки. А у него он был… не такой. И этим все сказано.
Явив двору свое смешное туловище и наглый хвост, Щенок гордо зашлепал к луже, куда, помните? - упала последняя капля дождя. Уставившись на свое отражение, Щен долго разглядывал и висячие уши, и лаковый нос, и красивые глаза с длинными ресничками. Он себе не нравился. Он был один. И это было его уродством.
Щен лег возле лужи. Затем встал. Обошел и лег с какой-то другой стороны. Тяжело сказать, с какой - лужи, они чаще круглые или овальные. Тяжело вздохнул и снова встал. На дворе смеркалось, и затхлая темнота, что таилась под его лестницей, казалось, выползала и во двор, чтобы окончательно доконать Щена. Он снова шумно втянул воздух носом, вздохнул и подошел к Луже с какой-то третьей стороны. И тогда… он увидел Её. Круглая, яркая, красивая - она плавала в Его Луже, а значит… была его, Щена, собственностью. Он не знал, каким зверем была Она, но в том, что Она была Она, и принадлежала уже Ему - был уверен, как в том, что его зовут Щен.
Она стала спутником нашего маленького друга. Он приходил к ней, как только затхлые сумерки выползали из под его крыльца на остальой двор. Он мог часами лежать у лужи, положив тяжелую голову на большие, не по возрасту, лапы, и смотреть на нее. Порой она опаздывала, или не появлялась вовсе. Но он готов был прощать, ждать и верить, что когда затхлые сумерки выползут из под крыльца….
Но осень кончалась. Его лужа стала покрываться корочкой льда, пряча от него его сокровище. Щен каждое утро, мужественно пробивал тяжелой и большой лапой тонкую корочку льда на луже. Но однажды утром - ему не хватило сил.
Эту зиму, первую в своей жизни, Щен был одинок, как никогда. Но за зимой всегда следует весна, и вот - его лужа снова во дворе, а значит, там, внутри, и его главная ценность!
И снова потянулись вереницы дней, полных ожидания, и вечеров, когда крадущиеся затхлые сумерки дарили Щену еще одно свидание со своим кладом в луже. Но бег времен года не остановить даже самой преданной дружбе. Лужа высыхала. Приходило лето. Приносило новые запахи и звуки. И забирало лужу. С каждым днем та становилась все крохотнее, и сокровище в ней - почти невидным.
Однажды вечером, Щен сел у Лужи, смешно оттопырив заднюю лапу, и попрощался с маленьким клочком своего сокровища. Навсегда.
И когда этим летом пошел дождь, и лужа снова появилась во дворе, Щен уже не несся к ней, шумно втягивая носом воздух. Он вырос. И забыл о своем сокровище. У него теперь логично большие лапы, попрежнему смешные, висячие уши, очень красивые глаза. И иногда… он смотрит, уже не в лужу. И почему-то улыбается Луне. А она улыбается ему в ответ. Она не забыла… своего Щена.