Рэббит сидит и дует на крепкий чай, пытается не заплакать – вот не хватало, а если заплакать, то как-нибудь невзначай, как будто соринка просто в глаза попала. Рэб заползает под теплое одеяло, с которым собирается помолчать. Жизнь объясняет Рэббит, что мир жесток – упорно, как репетиторы недоучке, время сквозь пальцы вытечет, как песок, кто-то свое не выучит и получит справку, в которой курсивом – на всякий случай – набрана сумма прожитых зря часов.

Мир объясняет Рэббит ее шаги – для каждого гипсовый слепок, ярлык, пометка, мир представляется Рэббит огромной клеткой – на расстоянье вытянутой руки. Я отдаю ей ключ, говорю: «Беги!». Сердце, как шарик, прыгает по рулетке. Рэббит устала бегать от суеты, устала мне во многом не признаваться, она во сне перебирает пальцы, ее слова доверчивы и просты. В песках чужих бескрайних людских пустынь вдвоем не так мучительно просыпаться.

Утром Рэббит прячется в воротник, говорит «спасибо», глотая туман на выдохе. Этот город другим сочувствовать не привык, он чихает на Рэббит дымом машинных выхлопов…

Из ее норы – одиннадцать верных выходов
и двенадцатый –
неисследованный –
тупик.