чувствую, что сейчас снова заплачу, стоит только вспомнить эту историю.
но мне очень нужно ее рассказать: есть люди, которым мой пример мог бы
сослужить добрую службу. Тогда у меня, по крайней мере, будет иллюзия, что я
разрушил самую прелестную в моей жизни любовную историю не вовсе зазря.
все началось с шутки. помню как вчера. я ее спросил, может ли она
доказать мне свою любовь. она ответила, что готова решительно на все. тут я
улыбнулся, и она тоже. если бы мы только знали!
и конечно, с того дня все пошло наперекосяк. прежде мы занимались
любовью без устали и ни о чем ином не помышляли. других доказательств любви
нам не требовалось. как выпить стакан воды - только приятнее. и жажда не
утихала. стоило ей на меня поглядеть, и мой живчик просыпался. она
приоткрывала губы - мои тотчас туда приникали; ее язык лизал мои резцы, у
него был пряно-клубничный привкус; я запускал пятерню в ее волосы; ее ладонь
ныряла мне под рубашку и гладила спину; наше дыхание учащалось; я
расстегивал ее черный кружевной лифчик, выпуская на волю соски; у них был
вкус карамелек; ее тело было как кондитерская, как магазин самообслуживания,
где я не спеша прогуливался, примериваясь, к чему приступить сначала: к
влажным трусикам или к грудям (две в одной упаковке); когда мы поддавали
жару, нас уже нес поток со своими приливами и отливами, а когда кончали, я
орал ее имя; она - мое.
точка с запятой - очень эротичная штука.
мы были самой что ни на есть влюбленной парочкой. все оборвалось, лишь
только мы решили, что любовь нуждается в доказательствах. как будто просто
заниматься ею было недостаточно.
начали мы с пустяков. она просила меня на минуту задержать дыхание.
если мне удавалось, значит, я ее люблю. ну, это нетрудно. после этого она
оставляла меня в покое на несколько дней. но тут наступал мой черед.
" если ты меня любишь, подержи палец над огнем и не убирай, пока не
скажу".
она меня любила, точно. мы очень веселились, обхаживая волдырь на ее
указательном пальце. чего мы не подозревали, так это что суем пальчик в
шестерни адской машины, от которой добра не жди.
теперь каждый поочередно пускал в ход свое воображение. вслед за
цветочками появились и ягодки. чтобы доказать ей мою любовь, я должен был в
порядке перечисления:
- полизать ночной горшок;
- выпить ее пи-пи;
- прочитать до конца роман Клер Шазаль;
- продемонстрировать мошонку во время делового завтрака;
- дать ей сто тысяч франков без права к ней прикоснуться;
- получить от нее пару пощечин при всем честном народе в кафе "Марли "
и снести это безропотно;
- десять часов простоять запертым в шкафчике для метел и тряпок;
- прицепить к соскам металлические прищепки-крокодильчики;
- переодеться женщиной и сервировать ужин для ее подруг, пришедших к
нам в гости.
со своей стороны, проверяя, сильно ли она меня любит, я заставил ее:
- съесть на улице собачий помет;
- проходить с жесткой резиной в заду три дня, а в клозет ни-ни;
- посмотреть с начала до конца последний фильм Лелюша;
- без анестезии сделать себе пирсинг между ног;
- сходить со мной на вечерний прием и смотреть, изображая, что все в
порядке, как я одну за другой лапаю ее подруг;
- отдаться тому самому псу, чей помет она ела;
- целый день в одном белье простоять привязанной к светофору;
- в свой день рождения вырядиться собакой и встречать лаем каждого
гостя;
- явиться со мной в ресторан "Режин" на поводке.
лиха беда начало: нас охватил охотничий азарт. но это еще цветочки. ибо
затем по обоюдному согласию было решено, что мы вовлекаем в наши
любовно-боевые операции третьих лиц.
так, в один из дней я привел ее к моим знакомым, склонным к садизму. с
завязанными глазами и в наручниках. перед тем как им позвонить, я освежил в
ее памяти правила игры:
" если попросишь перестать, значит, ты меня больше не любишь".
но она и так все знала назубок.
трое моих приятелей начали с разрезания ножницами ее одежды. один
держал ей локти за спиной, а двое других кромсали платье, лифчик и чулки.
она чувствовала прикосновение к коже холодного металла и содрогалась от
тревожного ожидания. когда она осталась голышом, они принялись ее оглаживать
везде: грудь, живот, ягодицы, киску, ляжки, затем все трое поимели ее и
пальцами, и еще кой-чем, сперва по отдельности, а затем все разом, кто куда;
все это у них вышло очень слаженно. после же того, как они все вместе
хорошенько позабавились, пришел черед вещей серьезных.
ее руки привязали над головой к вделанному в стену кольцу. повязку с
глаз сняли, чтобы она могла видеть кнут, хлыст и плетку-семихвостку, затем
ноги примотали к стене веревками и снова завязали глаза. мы хлестали ее
вчетвером минут двадцать. к концу этого предприятия было трудно определить,
кто больше устал: надрывавшаяся от криков боли и жалобных стенаний жертва
или палачи, вымотанные этой поркой. но она продержалась, а следовательно,
продолжала меня любить.
чтобы отпраздновать все это, мы поставили ей отметину раскаленным
железом на правой ягодице.
затем настала моя очередь. поскольку я ее любил, мне предстояло
выдержать все не дрогнув. долг платежом красен. она повела меня на обед к
одному своему "бывшему", то есть к типу, которого я заведомо презирал.
в конце обеда она изрекла, глядя ему в глаза: "любовь моя, я тебя не
забыла. - и, кивнув в мою сторону, продолжала: - этот недоносок никогда не
восполнит мне того, что мы некогда с тобой пережили. вдобавок он такое
ничтожество, что будет смотреть, как мы занимаемся любовью, и не пикнет".
и я не двигался с места, пока она седлала моего злейшего врага. она
поцеловала его взасос, поглаживая рукой его член. он в изумлении уставился
на меня. однако коль скоро я не реагировал, он в конце концов поддался ее
натиску, и вскоре она насадила себя на его инструмент. никогда ни до, ни
после я так не страдал. хотелось умереть на месте. но я продолжал твердить
себе, что эти муки - доказательство моей любви. когда же они завершили дело
обоюдным оргазмом, она обернулась ко мне в изнеможении, истекая потом, и
попросила меня удалиться, поскольку им захотелось все начать сначала, но уже
без меня. я разрыдался от ярости и отчаяния. я умолял ее: "сжалься, потребуй
уж лучше, чтобы я отрезал себе палец, но только не это! "
она поймала меня на слове. мой соперник лично отхватил мне первую
фалангу левого мизинца. это было чудовищно, но не так ужасно, как оставлять
их наедине. к тому же потерять возможность ковырять в ухе левым мизинцем -
не такая уж большая жертва в сравнении с приобретением рогов от такого
пошляка.
но после этого наша любовь потребовала новых, еще более внушительных
доказательств.
я заставил ее переспать со своим приятелем, у которого была
положительная реакция на СПИД. притом без презерватива (во время одной
ночной оргии).
она попросила меня ублажить ее папашу.
я вывел ее на панель. дело было на авеню Фош; ее там застукали легавые,
а потом изнасиловала целая бригада патрульной службы плюс несколько
ошивавшихся рядом бродяг, а я и мизинцем не пошевелил - тем самым, что она
мне оттяпала. она же засунула распятие мне в анус во время мессы на
похоронах моей сестры, предварительно приказав трахнуть покойницу.
я перетрахал всех ее лучших подруг у нее на глазах.
она заставила меня присутствовать при ее бракосочетании с сыном
богатого биржевика.
я запер ее в погребе, где кишели крысы и крупные пауки.
не умолчу и о самом паскудном: она зашла в своих извращениях так
далеко, что заставила меня пообедать тет-а-тет с Романой Боренже.
На протяжении года мы проделали все, решительно ВСЕ.
были уже почти не способны придумать что-либо новенькое.
и вот однажды, когда настал мой черед ее тестировать, я наконец нашел
высшее ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЛЮБВИ.
отметавшее все сомнения насчет того, что она может когда-нибудь меня
разлюбить.
нет-нет, я ее не убил. это было бы слишком просто. мне хотелось, чтобы
ее муки не прекращались до конца дней, ежесекундно свидетельствуя о ее
неугасимой любви до последнего вздоха.
поэтому я ее бросил.
и она никогда меня больше не видела.
с каждым днем мы все сильнее страдаем и рвемся друг к другу. мы льем
слезы уже многие годы. но она, как и я, знает, что ничего изменить нельзя.
наше самое прекрасное доказательство любви - вечная разлука.