разгребая ногами снег невольно поднимаешь голову вверх глазами улавливая движение снежинок. Залепляя глаза снегом самопроизвольно начинаешь радоваться снегу. как первому снегу в детстве. Вроде не первый снег. Вроде не ребенок давно.
Внутри все органы будто подпрыгивают в такт маршу или быстрому вальсу. Взглянув очередной раз на часы прикидываешь что сейчас самое время. Без пяти двенадцать. Самое время для выходных для пробуждения. Усталые от серых будней жители готова уныло разлепляя глаза, поправляя на ходу пальто тянут на поводке свое любимое домашнее чадо, что усердно метит куст, засыпанный белым снегом, возле подъезда.
оставив надоедливую офисную работу с бумагами ощущаешь всю полноту жизни., элементарно живешь, радуешься. Ужасное дело, работать как вол на работе, которая никогда не приносила ни должных денег, ни радости. Быть корректировщиком вроде дело не хитрое. Сразу великие писатели, бездарности, не умеющие связывать ни единого слова, превращаются в великих, чью книги расхватывают на полках в первые дни продаж.
гнобить себя вопросом: а чем я хуже, дело не хитрое.главное, что оно вовремя приелось и надоело.сдвинулось с мертвой точки. Я "такая падла и скотина" порой становившимся "великим начинателем своего дела, с которого нужно брать пример, а не просиживать стулья" легко собрала вещи и ушла. А вот константин семенович долго упирался рогом. Мол поднимет зарплату вдвое. Мысленно прикинув мой месячный заработок.что этого не хватит даже на опалату комнаты и на хороший ужин. Вежливо, насколько позволяют манеры шлю его и весь бомонт куда подальше.
безусловно оказываюсь вновь последней скотиной.
эллочка, что при виде меня пускает слюни Тщательно скрывает свою оргазмическую симпатию ко мне, она в порыве эгоизма исповедуется всему коллективу, думая что одна такая.
имея постоянный доступ ко мне и разрешение наливать мне кофе, который со временем стал улучшаться стремясь к идеальному, была на голову выше остальных
сотрудниц.это были единственные люди в отделе.
которые не смотрели на меня взглядом коршуна упавшего с десяти метровой вышки.
Вернемся к нашим умиляющим взгляд прохожим.ведущих прогуляться своих собачек, мило описывающих каждый куст превращая снег в золотую гирлянду вокруг куста.
неровными шагами в сопровождении непонятных звуков прошел наш местный смотритель склада пустых бутылок и любитель приложиться к бутылю-высокоуважаемый Дядя Вася. Заметил. Люди имеющие имена такого советско-русского происхождения должны быть прям под стать своему имени. Зачастую в наших столовых, где продаются изумительные на вкус пирожки, работает тетенька с именем Зина или Клава! Вот в моей школе именно была тетя Зина!безумно даже как-то. А вот бомж Вася….простите, перекрестился, Дядя Вася был человеком исключительного характера и темперамента. Все его жутко уважали. Любить Дядя Вася умел. И любит всю жизнь.только больно часто его любовь меняет облик и дороже ему стала обходится. Столичная и пшеничная явно имели разную цену. Но его, как успел я заметить за всю свою жизнь проживания в одном дворе, нисколько не коробит сей факт. Соседи, понимали любовь Дяди Васи и всячески ему помогали с решением денежной проблемы. Иначе под окнами дома номер 15 устраивался концерт по заявкам, причем в репертуар Дяди Васи входили такие душевные песни, даже за душу брало. но вот кроме любви у Дяди Васи ничего не было. Даже слуха. Перекрикивая мартовских котов, срывая голос Дядя никогда не оставил бы службу во дворе.
Медленно, волоча ноги следом за достоянием двора Дядей Васи шла ничем не примечательная, на первый взгляд личность. Катенька стрельцова. Серая девчушка, молчаливая, но все понимающая девочка. Мне доводилось с ней разговаривать пару раз на чистых, случайно встретились. Оказывается, столь не примечательная личность умеет не только смотреть, но и умело анализировать. Вроде устремленный вечно взгляд в пол, оказывается видел все вокруг и слышал. Сплетничать, прости господи, она любила. Как назвать это в её возрасте я не знал, но выглядело именно так. Например кто своровал в булочной за углом рогалик за 6 копеек!либо кто каждое утро разглядывает свой язык в зеркале, кто перегоняет самогон. По девушке плакали следователи местной прокуратуры. Проходя мимо меня, она не обернулась. Но я все же чуть помахал рукой, на что, на опущенном к ногам лицу, был удостоен улыбкой десятилетней девочки.
ни с кем не пытаясь заговорить я просто стоял и вдыхал полной грудью запах снега, запах выходного, запах свободы.
обычно дома уединившись со своими мыслями, бумагами, исписанными, пожелтевшими в ожидании своей очереди, мне удавалось писать. Писал я не много, часто это было порывами, словно приступ тошноты. Что-то скапливается внутри тебя, переростая в огромный ком, течет от самых пят, к губам и чуть не срывается криком, тут же выливается на бумагу тонкими буквами.
всегда ношу с собой блокнот и ручку. Жаль потом дома снова перепечатывать на машинке, на доброй, любимой машинке, чье расположение букв я знал лучше, чем свой размер ноги. Сегодня не спал всю ночь, пытался дописать то, что начал уже давно, что-то жутко тяжелое, немыслимое, оригинальное….получалось либо жалкое подобие запрещенного Булгакова, либо сопли типа санта-барбары. Рядом со столом стояло, алюминиевое мусорное ведро уборщицы Тети Зои. Вот видите!опять, вновь и вновь убеждаюсь, что нелепо бы звучало уборщицы тети апполинарии или проще, александры.после войны мне частенько выпадала роль корректировать произведения военных или послевоенных дней. Писать об этом стало модно в наши дни. Безусловно, плаксивые книжки берут за душу, выплаканный фартук домохозяек и их маленьких детишек, что под влиянием матери должны были прочитывать страницу в день, для общего развития. Не хотел писать о войне. За меня про нее напишут другие.
безумное сплетение мыслей в моей голове за секунды времени совершенно выбили меня с улицы, где можно радоваться снегу. Никто никуда не торопился, люди просто шли, они шли жить. Проживать свои дни. Знакомые лица вновь и вновь проходили мимо меня, заставляя на моей лице оставлять гримасу радости встреч с ними и улыбку, что занемела от долгого улыбания на морозе.
впереди шла девушка, явно погруженная в свои проблемы глобального характера. Но присмотревшись я увидел в ней знакомую. Свою любовь класса выпускного-десятого. Мирослава. Она никогда не любила свое имя, волком смотрела, когда называли полное имя девушки. Мир-так ее устраивало, и нас, местных парней и девченок. Уехав жить в другой район Мир совершенно перестал быть частью нашей большой и теплой компании. Она поступила в колледж и окончила его, вроде успешно, работала где не знаю…но вид у нее был явно болезненный.
- не важно выглядишь Мир.-преградив дорогу своей первой девушки с которой когда-то в далеком десятом классе учился целоваться.
Словно шелест листьев, где-то из глубины души.
- спасибо, Сереж.- все еще не поднимая глаз произнесла она. Чуть замешкавшись она начала пыхтеть что-то под нос. Видимо моей задачей было разгадать, что за странное пыхтение и сопение могло, черт возьми означать. Вдруг она подняла глаза на меня. Серые, потускневшие глаза, выстраданной матери, либо человека пораженного смертельной болезнью, смотрели прямо и ничего не выражали. Они смотрели не на меня…они смотрели сквозь меня. Словно она видела мою душу, видела меня раздетым, видела меня всего. Испугавшись на мгновение и зажмурив глаза я вспомнил ее несколько лет назад. Черт, цвет глаз. Какой же? Синий, именно!ярко синий! На дискотеке именно ей была посвящена песня, ставшая в тот момент хитом "девочка моя, синеглазая".
куда делись яркие глаза и яркая душа?либо я писатель и могу только сказать, что она будто высушенный осенний лист, либо с нее высосали всю энергию. Одета она была не по погоде, как обычно, подружка минингита, она стояла без шапки, упорно сопротивляясь одеть мою.
-мне пора, рада была тебя видеть, если увидишь ребят, передавай привет.-она ушла, оставив меня в догадках, что произошло с ней на самом деле. Вручив мне маленькую бумажечку с тщательно вышкребанным на ней номером конторы она удалилась. В моей шапке, победа за мной.
все бы ничего, дети бегающие по площадке вокруг меня и уговаривающие построить Дяде Сереже им снеговика, явно были сейчас не совсем кстати. Отлепив от своих ног надоедливую детвору я зашагал к скамейке на ходу доставая, верный, потрепанный блокнот. Начав писать затаив дыхание, я услышал шепот маленьких девиц, строящих из себя безумно взрослых барышень, укутывая маленьких голых кукол.
-не трогай его, Варя, видишь творит!- вероника, девочка чаще молчаливая, скупая на эмоции озадаченно глядя на меня пыталась вразумить подругу по песочнице слева.
- ты посмотри какой тощий, и тем более эти пирожки никому уже из нас не лезут, а бабка обидится, если принесу обратно!
На листок блокнота упал румяный, большой пирожок с капустой, оставив жирное пятно на странице очередной санты-барбары. Я поспешно выдернул листок из блокнота, в надежде, что тот не обидится и принялся есть жирное, но безумно вкусное угощение девочек, которые смиренно, с глазами заботливых мамаш, прижимая к груди кукол смотрели на меня, выражая всемирную скорбь.
выдернув еще листок, вытерся, начав выдирать еще, я остановился увидев слово…нет, точнее имя-Мир. Вот с нее то, как раз и начнем рассказ. А пока, пойдем в благодарность слепим из серо-золотого снега довольного жизнью снеговика. Обязательно с синими глазами. Оторвав синие пуговицы от жакета, я прицепил на радостную мордуленцию снежного чучела на место, где должны быть глаза огромные синие пуговицы. Довольный собственной работой я направился домой.писать рассказ, со слов Мир.