Ему всегда казалось, что, общаясь с другими людьми, человек хранит под внешним обликом ещё какой-то иной, который порою так и остается неуясненным. Он твердо верил, что если с любого человека соскоблить верхний покров, то вышелушится подлинная, нагая, не прикрашенная никакой ложью сердцевина.