…Той Алины больше нет, он убил её, похоронил заживо на заднем дворе. Она кричала, царапалась, кусалась, вырывалась, умоляла, а он безжалостно в масочке палача, только комьями землю сыпал на лицо, на руки, на шею. Вместе с землей камни попадались. Они тоже шли в ход. Но она всё сопротивлялась, корчилась от боли, падала, но вставала, но сопротивлялась до конца… пока черная сырая холодная земля не проникла в её уши, глотку, нос, придавила тяжелым грузом. Крики прекратились, обессиленная, она поняла, что нет ничего лучше, чем смириться. Закрыла глаза и только было провалилась в тихую вечность, как почувствовала топот ног сверху, любимых ног и женский истерический хохот. Они втаптывали грунт, чтоб он лучше утромбовался, чтоб не осталось следов… единственное, что говорило о том, что здесь похоронена любовь всей его жизни - горячее сердце. Было слышно, как оно билось, ритмично и спокойно, напоминая ему в каждом шаге, в каждом звуке и слове о любви той девочки…
И когда это безумие дошло до пика, он ринулся откапывать, но грунт был утромбован прекрасно, глубина ямы была соотвествующая, и только стук из под земли скреб ему душу, как твердое напоминание о его предательстве. Подруга его совести. Как бы не рыдал он над холодной землей, как не умолял, как не просил простить его глупца, как не рыл руками, зубами землю, ползая на коленях. Все было тщетно.
Стоя в раздумьях он решил, что так будет лучше, действительно лучше для неё и него. Недаром говорят: "Всё, что не делается, всё к лучшему"…И только прошептал, что любит её и последнее слово "прощай".
Дежавю? Снова?
Да, милая, он снова ушел, отказался от тебя, хотя рядом около дерева лежала лопата, и всего-то нужно было потратить часа 4 на работу по откапыванию любви, но ты забыла, милая, что любишь слабака и труса.
Он ушёл…да, да, ушел!
За всем этим, милая, наблюдаю я, и кладу цветочки иногда на "ложе сей любви, засыпанное землей", я это ты, новая Алина. А ты, милая, спи, спи спокойно, больше он не посмеет тревожить тебя, моя хорошая, я не позволю. Я с тобой, милая. Спи.