ночь стоит за её спиною,
неровно дышит
и все чаще зовет к обрыву или на
крышу.
эти люди вокруг не будут ни капли
ближе,
эти люди вокруг, которых совсем
не знать.
и становится то ли холодно, то ли
страшно.
привыкай держать спину ровно,
молчать о важном.
параллели пересекутся - она
однажды,
она просто однажды устанет себя
спасать.
так случается, это, в общем,
необратимо -
будь прилежной милахой с вечно
довольной миной,
даже если внутри взрываются
Хиросимы,
оставляя осколки сердца в твоей
груди.
это как избивать шагами перроны
станций
в городах, где совсем не хочется
оставаться
и твой поезд отбудет где-то часов
в двенадцать,
только время, смеясь, застынет на
десяти.
а ты просто сиди, душою врастая
в кресло,
всем плевать - доиграешь/
выбудешь, если честно.
- на тебе ведь совсем не осталось
живого места,
ну не мучь себя, девочка, сразу
разбейся вдрызг.
- не ломай себя, детка, ври им, что
все отлично,
улыбайся пошире, меньше
трепись о личном,
что тебе всё до неприличия
безразлично
и так мало вещей реально имеют
смысл.
она лечится Бродским, Шоу, чуть
реже - Блоком,
кем-то, кто не отсюда вовсе,
весной и роком.
небо бьется дождем о стену, а
нервы - током.
её город уснет под Daughter часам
к пяти;
у неё же бессонница, кофе, инет и
поле
неприснившихся снов, надежда
на то, что вскоре
она сможет найти забытое кем-то
море,
то, которое еще в силах её спасти.