Прекрасная, добрая, печалящаяся душа…
Я ничем не могу помочь - страшно. Что же ты там ощущаешь, если я ощущая твою печаль - загибаюсь от боли? Я много раз видела тебя обнаженным, но настолько - еще ни разу.
У нас грусть уже рекурсивно. Я смотрю на твои влажные ресницы и внутри меня мгновенно разрастается и впивается отстрыми ветками-колючками – о т ч а я н и е. Ты отворачиваешь лицо - колючки глубже - немое моё "ой" и твоё вслух "ох". Я обнимаю твою теплую спину, периодически приподнимающуюся от глубоких вдохов - коэффициент моей полезной/бесполезной деятельности на нуле. Мои руки по твоему лицу: от висков к губам, ото лба к шее, собирают остатки горя. Мысленно я вхожу в твою Вселенную и собираю грусть-паутинку. Стоит мне выйти, как она снова образовывается, и я возвращаюсь.
Я выслушиваю, я забираю, я нахожусь в зоне "вместе". Ты вспоминаешь, рассказываешь, немного себя винишь, а я постоянно корю себя за единственный тебе обман. Когда мы с тобой увиделись около полуночи на вокзале в мокром Симферополе, ты сказал, что пропал Кубик. На что я внешне безмятежно и легко ответила: "Обязательно вернется". Извини, извини, извини. Столько раз я потом тебя спрашивала: "Что ты чувствуешь? Он здесь?". Я так хотела ошибиться, но ни одной клеточкой, ни одним атомом я его не ощущала. Сразу не ощущала, когда еще была надежда. Я так хотела ошибиться и говорила, что все в порядке, и в сотый раз спрашивала: "а что ты чувствуешь ?". И потом этот парящий орел в полдень над домом…
Да, глупости и суеверия, но ты сам говоришь, что в такие моменты разные подобные детали - знаки.
Для меня это уроки. Я узнала о том, что даже успокаивающим нужна помощь, что иногда очень хочется сложить руки, сломаться и заплакать. Что если ты вместе с человеком, то нужно с ним быть вместе "и в радости и в горе", даже если ты не обещал. Кто-то же когда-то сказал, что Оная - это в первую очередь, решение.
И главное, я поняла (попробовала), как сделать очень многое, когда фактически ничего нельзя поделать.
По -со- чувствуй.