Хорошие девочки пишут про первый снег, на их рисунках он напоминает манную кашу. Панельные дома почти пеналы - кричат рукава, пенальти игрушечных паровозиков из детства кому-то в лицо.
А у меня снег похож на людей, первый - клёвый. Боишься наступить и обидеть эту белость, запачкать ей глаза кровью из носа, словами изо рта.
Просишь цветов и весну в вену.
А через неделю не цепляет больше. Я всё еще только про снег.
Второй, седьмой и какой-то там еще - невнятные. Мимика мимо.
Счастье, как аллергия на несквик.
Над переносицей проносятся поезда. Он пишет ей песни, а потом не может их петь. Физически.
Хорошие девочки переходят переходный возраст и не спотыкаются, всегда помнят, когда и с кем последний раз, какая была музыка.
А я помню только, как раздевались, издевались и цифры билайна. Смеялись над стихами Брюсова.
А через четыре года вспомнили, как смеялись, и захотелось выпить что-нибудь сильное, выпить что-нибудь живое.
Я не ломаю комедию, честно. Только пальцы - кнопкой "отправить". И иногда рожаю разжатые ладони, чтобы кто-нибудь прочитал мою запись до конца и снова промолчал.
Как там говорится - "сберегательный банк не сберег чуда"?
Стать бы хорошей, спать с хорошим. На несколько дней. А потом можно заново в эти стеклопакеты и пакеты со стеклами, выкашливая себя в холодную смешную погоду.
Хоть бы один объяснил, что я не туда.
Кажется, что прощаюсь с людьми, рву лица, реву, а это просто фотки.
Сколько же раз еще разрезать, куда уехать, откуда спрыгнуть?
А вообще-то этот пост должен был быть в твоих глазах.
Ангелы сидят на кухне и говорят, что Бога нет.
И только я знаю, что ангелов тоже нет.
Это все наркотик.