В самом начале Восточной улицы стоит двухэтажный кирпичный дом. Вокруг – пушистая высокая трава. Во дворе пахнет только что взошедшим тестом из «Вятича». Возле булочной растет тонкая сосна, обвешенная объявлениями. Под ветром листки бумаги шуршат.
К дому ведет асфальтовая дорожка, усеянная детскими рисунками. На первый взгляд, это сине-розовая мазня. Но если присмотреться повнимательнее, можно увидеть всадника в шлеме на фиолетовом коне. Пушки, которые стреляют цветными конфетами. Усатого господина Сома в шляпе-цилиндре. И мальчика, сидящего на корточках с мелками в руках.
Он уходит в параллельные миры прямо на моих глазах. Забывает о том, что у него все коленки в синяках. И о том, что у него сломался велосипед. И о том, что его зовут обедать. И о том, что ему всего 12 лет. Из-под его руки выплывают звери, и люди, и облака, и луны, и цветы. А я долго-долго всматриваюсь в эти картинки…
Внезапный телефонный звонок прервал череду моих воспоминаний. В трубке я услышала голос Саши – того самого мальчика. Только он повзрослел на 10 лет.
– Не разбудил?
– Нет, конечно.
– Я хотел бы тебя кое-куда пригласить. Скажи, когда ты бываешь свободна?
– После занятий. Давай я сама тебе позвоню, когда смогу выкроить часок.
– Договорились. Буду ждать.
Саша повесил трубку. А я задумалась.
Последний раз мы виделись там – на Восточной улице – действительно 10 лет назад. Теперь он звонит вот уже третий раз за неделю и почему-то настаивает на встрече. Зачем ему это? А мне – зачем мне сейчас восстанавливать утерянный контакт? Мы уже вроде как взрослые люди. И нас ничто не связывает – кроме обрывков воспоминаний времен провинциального детства. И ведь я так долго и усердно старалась все забыть. Забыть о том, что мы не пили американской газировки. У нас не было компьютерных игр, где один шарик поедает другого. Мы даже не представляли себе, кто такие Spice Girls и что есть жвачка «Love is…». И мы свято верили в то, что Леонардо – это да Винчи, а не черепашка ниндзя.
Я живу в Москве уже довольно давно, а вот Саша только переехал. У него нет высшего образования, а я заканчиваю филфак МГУ. Наверняка он не одевается в приличных местах, не читает переводных книжек, сидя на кожаных диванах городских кофеен. Я даже не уверена в том, что он умеет пользоваться Интернетом…
– Возьми себя в руки! – вдруг прервал мои рассуждения внутренний голос. – Что за предрассудки! Разве ты не помнишь всего того, что вас когда-то объединяло? Забыла лиловую траву?
Не люблю, когда мои мысли со мной не в ладу, именно поэтому весь следующий месяц после последнего разговора с Сашей я только и думала, что о своей подруге Алисе – чтобы отвлечься. С Алисой творились чудеса – забивать голову ее делами было совсем не сложно. В столовой она заказывала исключительно минеральную воду. Через каждые три минуты доставала из сумки мобильный телефон. И в ее лексиконе появились такие слова, как «видео-арт», «инсталляция» и «перфоманс». Конечно, все это очень просто объяснялось. Алиса познакомилась в клубе с отличным мальчиком. Юноша ее мечты оказался помощником куратора галереи современного искусства. Он знал всех известных московских художников, круто одевался, божественно фотографировал и, между прочим, владел игрой на домбре и японским языком. Они с Алисой виделись всего один раз, но моя подруга вела с ним активную интернет-переписку. Она так много о нем говорила и я так столько всего о нем знала, что порой мне казалось, будто мы все и вовсе живем вместе.
– В среду Олег зовет нас на выставку, – заявила мне как-то раз Алиса. – На открытие. Вход – строго по приглашениям. Только представь: мы первыми насладимся работами одного из нашумевших молодых художников! И ты наконец увидишь моего Олега.
Внезапно я вспомнила Сашу. У меня не было возможности проявить гостеприимность – может, стоит его позвать? Когда еще ему выпадет шанс побывать на столичной выставке?
Я немного подумала – и… Передумала. Зачем это надо? Ему будет некомфортно, решила я. Он почувствует себя не в своей тарелке. А после мы пойдем в кафе. Вдвоем. Там мы попытаемся заговорить, но у нас ничего не получится. Я буду задавать вопросы из вежливости – «как бабушка?» или «жив еще твой пес Джек?». И скромный Саша станет описывать в двух словах свои жизненные новости. Через 40 минут мы разойдемся, облегченно вздохнув. Но осадок останется. Нет уж – лучше никак, чем так.
В среду, как и договорились, мы с Алисой встретились возле галереи. Было холодно, моросил дождь. У входа толпились репортеры со вспышками. В углу стояли два молодых человека. У одного из них на пиджаке красовалась вязаная роза. Второй выглядел чуть скромнее.
До меня донесся обрывок их разговора:
– Так какой, говоришь, у тебя любимый период Пикассо?
Алиса энергично помахала парням. Тот, что с розой, приветливо подмигнул.
– Знакомься – это Олег, – звонко произнесла Алиса.
– И Дмитрий, – добавил Олег.
Молодые люди оказались очень милыми. Олег помог снять верхнюю одежду и принес нам напитки. А потом он провел нас в зал и рассказал про выставку:
– Экспозиция называется «Мосты». Она представляет собой синтез взрослого художника с художником-ребенком. Что приходило вам в детстве на ум? Говорящие крокодилы, поющие вороны, злобные пираты и добрые инопланетяне? Тогда все наши органы восприятия были чище, краски – ярче, предметы – больше своих натуральных размеров. И шоколад был слаще. А люди были загадочнее. Один художник решил провести мост между своим настоящим и детским прошлым. Он показывает: от воспоминаний никуда не уйдешь. Мы всегда храним их внутри. Та важная картинка, которую мы видим лет в 10, навсегда отпечатывается в голове. Но потом, когда мы к ней возвращаемся и пытаемся воспроизвести, она становится совсем другой. На нее накладываются взрослое сознание, проблемы, новые приоритеты. И мы уже видим все совсем в других цветах…
Внутри что-то екнуло. От прошлого никуда не уйдешь. Но картинка, которую ты увидел однажды, с годами становится иной… Какая правильная мысль. Ты можешь рассматривать самого себя в тысяче ракурсов. Но однажды поймешь, что ты крутишь в руках не лупу, а калейдоскоп.
Внезапно мне захотелось увидеть Сашу. Обнять его. Попросить прощения. Сказать не простое быстрое «извини», а настоящее глубокое «прости». Прости за то, что я посмотрела свысока. За то, что не захотела разглядывать взрослого. За то, что не спросила, жив ли пес Джек…
Обратно в галерею меня вернул голос Алисы. Моя подруга не слушала Олега. Алиса рассматривала девушек в толпе – ее больше интересовали наряды.
– Смотри – та блондинка нацепила на себя черт-те что! – шепнула мне Алиса.
Я направила взгляд в сторону светловолосой журналистки с микрофоном. На ней было ультракороткое желтое платье. Она стояла возле высокого парня – видимо, брала интервью. Мальчик был самым обычным: темная рубашка, белые кеды, аккуратная короткая стрижка. Юноша застенчиво оглядывался по сторонам.
– Вы тут осмотритесь – я скоро вернусь, – меж тем бросил нам Олег и направился к выходу. Алиса потускнела.
– Может, взглянем на работы?
– Почему бы и нет, – ответила подруга, и мы разошлись по залу.
Когда я рассматривала одну из картин, Алиса вдруг схватила меня за рукав.
– Ты только погляди – глазам не верю!
Она потащила меня к входной двери. – Этого не может быть! – кричала она. – Там стоит наша ботаничка – Лидочка!
На крыльце и правда стояла Лида, а с ней – Олег и его друг Дима. Довольно удивительное зрелище: Лида всегда предпочитала книги живым людям, а тут она бойко что-то рассказывала, феерично жестикулируя руками.
Олег подозвал нас жестом:
– Алиса, моя девушка сказала, что вы учитесь на одном курсе.
– Твоя девушка?!
Лида неуклюже обняла нас и традиционно чмокнула.
– Как вам картины?
Алиса замялась. Олег с Лидой держались за руки и улыбались. Стало ясно: Олег и не догадывался о том, что Алиса полюбила искусство исключительно из-за его скромной персоны.
Минут через 5 подруга наклонилась ко мне и неприлично громко шепнула:
– Пошли отсюда! Скопище снобов – строят из себя искусствоведов.
– Мир тесен, – только и смогла ответить я, пытаясь успокоить Алису.
– Действительно тесен. – За мной вдруг вырос тот молодой человек в черной рубашке и белых кедах, у которого брали интервью. Это был Саша.
Вокруг все замерло. Меня осенило: Сашина выставка – и он ни словом не обмолвился об этом событии. А из рассказов Олега я Сашу по псевдониму просто не распознала.
– Пойдем, покажу тебе кое-что, раз уж мы все равно встретились.
Саша взял меня за локоть и повел к одной из своих картин. Я крепко зажмурилась, чтобы убедиться: все это мне не снится. Я увидела провинциальный пейзаж. Двухэтажный кирпичный дом. Асфальтовую дорогу, ведущую к нему. И девочку в красном платье. В руках она держала лиловый мелок. И вся трава вокруг этого дома была лиловой. Лиловыми были и верхушки деревьев.
В детстве родители в приказном порядке отправляли меня в художественную школу. Я больше любила читать на балконе. Я проглатывала книгу за книгой – и в результате стала филологом. А Сашины мама с папой, наоборот, противились тому, чтобы сын учился рисовать. Его отец, майор милиции, утверждал, что искусство – дело не для «настоящих мужчин». Он водил сына на рыбалку, а Саша выкрадывал время, чтобы набрасывать пейзажи в альбоме. Отец покупал ему армейское снаряжение – бинокли, компасы и топографические карты, чтобы мальчик погружался в походы, где надо выживать, – и в итоге папаша находил маленького Шурку на обочине леса, штрихующего цветными карандашами на папиросном листе неровную каемку деревьев. Саша не мог без рисования.
Однажды отец отобрал у Саши мелки. Сказал: «Мой сын не будет строить из себя Рембранта!» Но Саша его обхитрил. Он спрятал в кармане три кубика – синий, красный и желтый.
Мне тогда было всего 6 лет. Я вышла из дома, увидела мальчика, который рисовал на асфальте, и спросила:
– Что это будет?
– Твой дом. Но без травы и деревьев.
– Почему?
– У меня есть только синий, желтый и красный. Зеленого – нету.
– А я собиралась рисовать принцессу. У меня есть лиловый мелок. Нарисуй лиловую траву…
– Ты помнишь тот момент, когда ты отдала мне лиловый мелок? – спросил Саша, сжимая мою руку.
И я обняла его крепко-крепко. Это мой Саша. Навсегда.