Я влетаю в метро стрелой, пущенной криворуким лучником: я обгоняю по ломанным, мягко закругленным линиям, стремясь, однако, прямо к турникетам. Моя обычная деловая походка, ни одного лишнего движения, я чувствую себя танцовщицей, кружащейся с изогнутыми переулками города в сшибающем с ног танго.
После преодоления турникета, в мое распоряжение отдается ребристая ступень эскалатора, я царственно кладу руку на поручень, словно это скипетр, и замираю в легком полуобороте, наслаждаясь своими тремя минутами отдыха.
Разного рода неформатная публика поднимается наверх в полуторе метрах от меня. Девочка с синими волосами, мальчик в косухе и с шипом в ямочке под нижней губой. Такие забавные, следующие своему ответвлению моды, считающие себя андеграунднее метро, не подозревают даже, что под станциями находятся служебные помещения, где 24 часа кто-то работает. Ну и конечно, эти дети полагают, что они - иконы стиля, что ничего не добиться и ничего не иметь - их плевок, медленно и мерзко увлажняющий расхлябанную систему.
Истекает вторая минута моей созерцательной забавы. Престарелая мегера на соседнем эскалаторе, неявно, но от страха и зависти (после её-то целомудренной юности), громко возмущается внешним видом двух малолеток в драных чулках и ошейниках, на что последние начинают неумело сосаться.
Возможно, я бы даже слегка приподняла левый уголок губ в другой ситуации, но на людях мое лицо застывает в каменной маске безразличного высокомерия, поколебать которую неспособно, пожалуй, ничто.
Несколько смазанных тел проносятся слева от меня, "бегуны". Куда еще спешить? Неужели три минуты могут что-то изменить в их жизни? Еще партия выпущенных пуль-бегунов сливается в несущийся отрезок, однажды они упадут, оскользнувшись на металле ступеней. Я поворачиваю голову, глядя строго вперед - вид на движущийся в противоположную сторону эскалатор временно закрыт. Неожиданно чья-то рука ложится мне на талию и в нескольких сантиметрах впереди оказывается молодой человек, лицом к лицу.
Светло-русые волосы до плеч, безупречный кремовый костюм, открытое и острое лицо, не будучи красив от природы - болезненно тонкий, угловатый, он выглядит богом, среди этих безвкусных людей.
Толи "Добрый вечер, мадмуазэль.", толи горячее дыхание, толи его губы в опасной близости, обжигает моё ухо даже сквозь завитки прядей. Обязательный полупоклон при встрече отменен в связи с обстоятельствами этой самой встречи, а инициатива вырвана из моих рук цепкими когтями хищника, находящимися, между прочим, все еще на моей талии.
- Вечер прелесен как никогда, Яго. - сладко напеваю я, самую малость склоняя голову и приветственно меняясь в лице.