Стоял многоголосый гул. Одеяло тяжело и жарко навалилась на грудь, а я крутилась с бока на бок, пытаясь установить в своей голове мало-мальскую тишину. В конце концов шум утих и внутри четко и сухо зазвучало три мужских голоса. Они были политиками и давали мне какие-то советы. Я зажимала уши ладонями и была готова взвыть от этой бестолковой говорильни. Когда я переворачивалась на левый бок, говорил человек слева. Когда на правый - человек справа. Если я лежала на спине, к этим двум присоединялся третий, самый несносный. Левый сказал: Вы даже себя прокормить не можете, как же тогда смеете брать на себя ответственность за судьбы целого народа?
И правда, - подумала я. Надо бы пойти поесть.
Я свесила ноги с кровати, встала, на всякий случай обхватив голову и поплелась на кухню. Голоса отдалились и начали заглушаться шумом крови, бьющейся в висках. Я боялась всерьез и по-настоящему сойти с ума. Я боялась, что уже сошла с ума, и наутро это не закончится. На кухне стояла тарелка с сухарями и пакет кефиру. Я взглянула на часы (было начало второго) и осторожно захрустела сухарем (а думала, ночь уже на исходе) Когда я упала обратно в кровать, зло спросив: ну как, нажрались, сволочи? голоса промурлыкали что-то невнятное, и мне стала сниться Ялта, летняя гроза и шелковичные деревья.
Утром я едко шутила с родителями о своем самочувствии, выходила на небольшую прогулку по закоулкам ближних улиц и слушала Чайковского. Думала, в это время уже будут отпевать, ан нет - какой там отпевать, я же "Вальдшнепов" не дочитала!