Жил-был «просвещённый, умеренно либеральный» пискарь. Умные родители, умирая, завещали ему жить, глядя в оба. Пискарь понял, что ему отовсюду грозит беда: от больших рыб, от соседей-пискарей, от человека (его собственный отец однажды едва не был сварен в ухе). Пискарь построил себе нору, куда никто, кроме него, не помещался, ночью выплывал за едой, а днём «дрожал» в норе, недосыпал, недоедал, но изо всех сил берёг свою жизнь. Пискарю снится сон о выигрышном билете в 200 тысяч. Его подстерегают раки, щуки, но он избегает смерти.
У пискаря нет семьи: «самому бы прожить». «И прожил премудрый пискарь таким родом с лишком сто лет. Все дрожал, все дрожал. Ни друзей у него, ни родных; ни он к кому, ни к нему кто. В карты не играет, вина не пьет, табаку не курит, за красными девушками не гоняется — только дрожит да одну думу думает: «Слава богу! кажется, жив!» Даже щуки хвалят пискаря за спокойное поведение, надеясь, что он расслабится и они его съедят. Пискарь не поддается ни на какие провокации.
Пискарь прожил сто лет. Размышляя над щучьими словами, он понимает, что, если бы все жили как он, пискари бы перевелись (нельзя жить в норе, а не в родной стихии; нужно нормально есть, иметь семью, общаться с соседями). Жизнь же, которую ведет он, способствует вырождению. Он относится к «бесполезным пискарям». «Никому от них ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни бесчестия, ни славы, ни бесславия… живут, даром место занимают да корм едят». Пискарь решает раз в жизни вылезти из норы и нормально проплыть по реке, но пугается. Даже умирая, пискарь дрожит. Никому до него нет дела, никто не спрашивает его совета, как прожить сто лет, никто не называет его премудрым, а скорее «остолопом» и «постылым». В конце концов пискарь исчезает неизвестно куда: ведь он не нужен даже щукам, хворый, умирающий, да еще и премудрый.