Дым табачный воздух выел.
Комната - глава в крученыховском аде.
Вспомни -за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот, сердце в железе.

День ещё — выгонишь, может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу, тело в улицу брошу я.
Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась.

Не надо этого, дорогая, хорошая, дай простимся сейчас.
Всё равно любовь моя — тяжкая гиря ведь —висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь 30 горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят — он уйдёт, разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон — царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне

Ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени.
И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа..

Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметённый карнавал 60 растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

Владимир Маяковский