Родители тайком курили "Приму" и забугорный "Опал", по ночам вытаскивая вонючие сигареты из отцовских карманов. На первых курсах института они пили дешевый портвейн за 70 копеек, обменивались под партой кассетами и пластинками с "Аквариумом" и Цоем, варили джинсы в хлорке, покупали эпатажные рубашки в "Берёзке".
Будущие папы пели "Птицу счастья" под звуки старой, дребезжащей гитары, вступали в комсомол, носили брюки-клёш и танцевали твист.
Будущие мамы рисовали на ногах "шов чулка", захлёбывались слезами на сеансах индийского кино и выходили замуж девственницами.
Они учились в политехническом, получали рабочие профессии и не задавались вопросом поиска работы - тогда еще существовало распределение.
Они заключали браки по большой и чистой любви, либо по принципу "первый парень на деревне".
Мы, дети вчерашних детей… Мы смакуем, не прячась, "Винстон" и "Парламент". Отлично разбираемся в алкоголе. Лет с шестнадцати.
" Аквариум" и Цой кочуют от меня к тебе на флэшках и DVD.
Мы носим что хотим, не оглядываясь на других. Нам плевать на общественное мнение.
Мы считаем физическую невинность чем-то досадно мешающим, и стремимся избавиться от нее, чтобы быстрей повзрослеть. Познаём друг друга на парковых лавочках, крышах высоток. В палатках, туалетах и подъездах. В ванных. Дома, с родителями за стеной и дверью, наспех подпёртой стулом.
Будущие папы всеми доступными способами цепляются за выдуманную свободу. Платят за секс. Заливают в уши Дельфина, Би-2 и Сплин. Наизусть знают "Кама Сутру". Целуются, не разжимая губ, небрежно мазнув по щеке.
Будущие мамы меняют любовников как перчатки, носят ажурные колготки и макси-пояс, читают Кафку и спокойно рассказывают о недавно подцепленной гонорее. Цитируют Бродского и Казанову, считают слёзы унижением, тушат сигареты о собственные пальцы. В их глаза лучше не смотреть - захлебнёшься холодным равнодушием к жизни.
Мы выбираем ВУЗ по принципу "чтобы была корочка", выходим замуж и разводимся на третьем курсе, спим с молодыми преподавателями, делаем аборты, берём академ. В наших кошельках - одна и та же "последняя сотня", в сумке - последние полпачки сигарет и сломанная зажигалка. Мы работаем там, где платят, наплевав на то, кто мы. Мы не умеем и не хотим любить - и потому любим с болью, скрежетом зубов и струйкой крови, стекающей из уголка перекошенного рта. Мы рвём себя на куски, оставаясь в темноте. Мы живём, выживаем, существуем назло всем, по принципу "мне похуй, отъебись". Мы спим с друзьями и подругами, по отдельности и вместе. У нас своя, непонятная нашим родителям мораль.