Она носила платья и ободки, и ежедневно серость смывала чаем.
Копила деньги, чтобы купить коньки, копила нервы - чтобы пройти до края.
Она ждала весну, чтобы стать Весной, и каждый день рвала календарный лист.
Она звала гостей, и звала покой - покой, как деньги, сбегал на малейший свист.
Она училась быть впереди других. Других учила быть впереди себя.
По вечерам приходилось сходить с ума, чтобы под утро снова психоз затих.
Она росла, и год уходил за два. Взрослела быстро, все удивлялись - "как?
Уже большая? Сколько?Пятнадцать, да?" И уходили в свой ненаглядный мрак.
Она любила Питер сильней Москвы, ей было просто, в поезде, семь часов –
пройти к Адмиралтейству и до мостов, и посидеть на набережной Невы.
Она смеялась, всем была по душе, перебегала дорогу от всех машин,
такая смешная бегающая мишень, а для нее - скорость, адреналин.
Она втихую плакала в тишине, вы не поверите, ей тяжело одной.
Она была и Осенью, и Весной…
…Но не любимой. Видите, просто -. не.

Ей говорили, что она смелая и стальная, её считали антонимом к слову "грусть".
Она была какая-то неземная, но все мечтала - " уеду, и не вернусь".
Были моменты, страшнее ментальной смерти, когда трясло сильнее, чем никогда.
Как будто сердце нанизывали на вертел, а после еще и жарили на углях.
Тогда одно желание было - плакать, да так, чтоб устроить здесь мировой потоп.
Но слезы по привычке решалось прятать, и по привычке снова жилось нон-стоп.
А иногда, но, правда, безумно редко, её по нервам били тугим хлыстом.
Она пыталась снять эту боль таблеткой, но та снималасьтолько крепчайшим сном…
.. И как назло засыпалось ей на минуту, да и к тому же, стоило задремать -
Ей приходили письма за час до утра, и приходилось ночью опять не спать.
Она не жаловалась, мол, всё еще в порядке, что в принципе, ей вовсе не тяжело,
Она с судьбой привычно играла в прятки и пряталась за шкафом и под столом,
Она любила путать врагам все карты, и обжигаться нарочито крепким чаем,
Любила притворяться невинным мартом, и так, украдкой, шепотом - что скучает.
А ей так было холодно временами, что хоть бы вой - но не у кого пригреться,
Она всегда говорила про всё глазами, руками, песнями, но никогда - чтоб сердцем.
В плеере Белая гвардия, чтобы тише, Арбенина, Сплин - чтоб громко и по ушам.
От этого мира медленно едет крыша, так аккуратно ползает по углам…
Не то, что раньше. Раньше была наивной, верила в то, что все-таки есть любовь.
Девочка выросла, не то, чтобы слишком сильно - но все-таки убийственно глубоко.
Она любила небо, Неву и Питер, и признавалась - вот бы ей птицей стать,
Еще хотелось закутаться в старый свитер, забыться, рухнуть вниз и уже не встать..
Но приходилось снова идти по встречной, с каждой минутой медленно истощаясь.

Она улыбалась, думала, время лечит,
И всё мечтала уехать, не возвращаясь.