Мой отец привез из Африки, куда он ездил на командировку, отвратительную статуэтку. Уж не знаю, откуда он достал эту гадость — должно быть, продали прямо на улице как «сувенирчик». Статуэтка была покрыта бурыми пятнами и отвратительно пахла. Фигурка была сделана из странного дерева, которое легко было разбить, и представляла собой худого, странного человека; как я поняла, это был старик с впавшими глазами, тонкими конечностями и выступающими ребрами. Он стоял на пьедестале, на котором были выцарапаны какие-то письмена. Немного поиска в Интернете, я узнала, что на языке страны, которую посещал отец, это значит «третий». Будто назло, мой отец поставил ее в моей комнате. Мой разум, и без того переполненный подсознательными страхами и ужасающими образами из-за множества просмотренных фильмов ужасов, перенёс плохо присутствие жутковатого «третьего» в моей комнате. Сон, и без того беспокойный, покинул меня почти совсем. По ночам меня стало рвать, из носа часто шла кровь. Стали отслаиваться ногти, сама я сильно похудела.

До поры до времени я связывала свои недуги со статуэткой лишь в шутку, но когда меня в очередной раз вырвало, мой взгляд упал на неё, и эта мысль показалась мне не такой уж невероятной. Пришла идея найти какую-нибудь информацию про «третьего» в Интернете.

Нужные сведения я нашла довольно быстро. Оказывается, была расхожая легенда в той стране, которая гласила, что у одного вождя, чье имя я не в силах переложить на русский язык, было три сына. Но он не дал им имен при рождении, поэтому их называли Первый, Второй и Третий. Первый умер в детстве, Второй был здоровым и богатым, а Третий мучился разными болезнями. Легенда породила традицию, связанную с фигурками, изображающими этих сыновей: тому, кому желают смерти, дарят фигурку Первого (конечно, тайно от самого человека), а кому богатства и здоровья — фигурку Второго. А если вы желаете болезни своему недругу, то ему нужно каким-то образом подарить Третьего. Для того, чтобы снять проклятье, надо лишь избавиться от фигурки…

Я возликовала, не дочитывая статью (тем более что она была на английском, и я читала его медленно, пользуясь словарём). Схватив статуэтку, я с силой кинула её на пол. По поверхности Третьего побежали трещины, из которых начала течь дурно пахнущая жижа, напоминающая кровь. Преодолев отвращение, я подняла фигурку и переломила ее пополам. Из нее вывалился большой кусок тухлого мяса. Я всё убрала и выкинула в мусорку, успокоилась и стала читать статью дальше. К моему ужасу, я обнаружила, что дальше чёрным по белому говорилось: «Согласно поверьям, статуэтку нужно именно выкинуть, а не разбить. Если получатель разобьет её, то проклятье будет преследовать его всю жизнь».

Я сидела перед компьютером в прострации, не зная, что и думать. И тут раздался звонок в дверь — должно быть, вернулся кто-то из домашних. Как во сне, я встала и машинально пошла открывать дверь.

За дверью никого не было, но за порогом лежал кусок тухлого мяса.

Я живу в Москве. Сейчас мне уже за тридцать, но эту историю я запомнил на всю жизнь.

По молодости, в 16 лет, мы с друзьями — Саша, Гриня и я — остались ночью в метро. Кольцевая линия. Было это в конце лихих 90-х, милиция и прочие службы тогда не очень хорошо следили за всем. Взяли с собой фонарики, по несколько бутербродов, воды, картишки игральные, газеты для разжигания огня, спички и перочинные ножи. Вечером вошли в тоннель, когда народу было мало, и нас никто не заметил. Прыгнули на пути и понеслись в тоннель, ожидая, что за нами начнется погоня, но погони не было. Если бы появился поезд, то можно было прижаться к стене, благо мы были еще маленькие и худые, места бы хватило. Прошли метров, может, сто и ушли в боковой тоннель — его видно из поезда при подъезде к станции.

Когда ушли уже довольно далеко, стало страшновато. Полная темнота, только лучи фонариков на стенах, далекий грохот поездов, гул в трубах, которые идут вдоль стен… Я уже жалел, что согласился прийти сюда. И друзья мои притихли. Так и шли.

Шли довольно долго, ни станции какой, ни выхода не нашли. Но самое неприятное для меня было, когда я обратил внимание на одну вещь — рельсы были ржавые, а значит, поезда по ним давно не ездили. Сказал об этом друзьям — они и сами, оказалось, заметили.

Остановились мы, решили привал сделать, сели. Время было уже к полуночи. Темнота, из звуков только наше сопение. Фонарик освещал лишь несколько метров тоннеля, а далее шла непроглядная тьма. Потрясающее зрелище, я вам скажу.

Сидим, думаем, что дальше делать — идти вперед? Так если не найдем станции или какого-то другого укрытия, то где ночевать? На рельсах — не вариант, опасно. Решили идти дальше: если будет место, то заночуем, а если в течение часа не найдем ничего, то обратно пойдем.

Идем, светим и вдруг фонарики перестали «нащупывать» стены. Луч просто уходил в пустоту. Оказалось, это платформа, станция. Но станция не освещенная и вообще заброшенная. Никаких рисунков, витражей. Обычные бетонные колонны, высоченный потолок. Слой пыли в пару сантиметров. Второй колеи нету — на ее месте стена без рисунков и каких-либо названий. А вот наш путь, с которого мы пришли, шел через всю станцию и уходил дальше, с другой стороны тоннель был перегорожен решеткой, обвитой колючей проволокой. Лишь под под потолком, на высоте трех метров, была узкая дыра, но в нее мы бы вряд ли пролезли. Посветили за решетку — сколько хватало мощности фонарика, были видны рельсы.

Мы обрадовались, что всё-таки место нашли для ночлега. Пошли по станции, видим — у одной колонны стопка ящиков. Подошли, стряхнули пыль. Обычные ящики армейские, с надписью «СА». Мы обрадовались, но зря — ящики оказались пустые. Зато старые, трухлявые, самое то на дрова. Поломали их, отнесли к краю платформы, устроили там свой костер. Разожгли, достали картишки, еду, поели, настроение улучшилось — от страха не осталось ни следа, сидим, разговариваем. В дальнем углу устроили сортир.

В два часа ночи, решили лечь спать. Утром планировали пойти обратно, выйти к тоннелю на Кольцевой, подождать, пока проедет поезд, быстро добежать до станции (там метров сто максимум) и выбраться на станцию, а там уже уйти от милиции — дело техники.

Легли. Вокруг была кромешная темнота и чуть светящиеся угольки в ней. Парни рядом вертелись с боку на бок, пытаясь уснуть. Я же лежал, глядя на угли и размышляя о том, как бы скорее вернуться домой. Так и заснул.

Пронзительный крик вывел меня из сна. Я даже не сразу понял, где я нахожусь и что происходит. Крик продолжался, переходя в вопль и мат. Это был Гриня. Свет фонарика ударил мне в лицо — это Санек включил свой.

Гриня сидел рядом с Саней, держась за ногу:

— Ты что, с ума сошёл?! Больно же!

Он убрал руку, и мы увидели дыру в его штанах и рану под ней. Саня залепетал:

— Это не я, ты чего, я спал! Макс, твои шутки?

Я сквозь стук зубов процедил, что сам спал и ничего не понимаю. Нащупал свой фонарь, но руки тряслись так, что включить его было большой проблемой.

— Вы меня за дурака дер…

И тут Гринин голос внезапно прервал истеричный смех откуда-то сверху. Мы повскакивали с мест.

— Что это?!

— Бежим!!!

Я, наконец, включил свой фонарь и ошалел. Вокруг нас был какой-то туман. Загадочный смех тем временем стал уже просто безумным. Санек убежал в тоннель, Гриня со слезами на глазах смотрел на меня. Я сам пытался подняться, но ноги подкашивались. Гриня схватил меня за руку, я вскочил на ноги и потянул его за собой. К смеху примешивались какие-то рыки; недавно, когда я играл в «Left 4 Dead» и услышал там рев охотника, то похолодел — этот рев был так похож на рыки на заброшенной станции…

Я тащил Гришку за собой, мы неслись по тоннелю. Гриня был без фонарика — похоже, оставил его там. Бежал он довольно бодренько, несмотря на рану в ноге. Вслед нам неслись смех и рыки, которые стали теперь многоголосыми, но они, слава богу, отдалялись.

Не знаю, сколько времени мы бежали, но вскоре мы нагнали Санька — он сидел и плакал у стены. Я пнул его, чтобы он вышел из ступора. Потом мы все пошли в сторону Кольцевой ветки.

Выбраться незаметно не получилось. Грине нужна была помощь, и, как только проехал поезд, я выбежал в тоннель Кольцевой и побежал на станцию за помощью. Прибыла милиция, помощь Грине оказал станционный врач или кто-то вроде того.

Нам, конечно, попало, но не особо сильно — какой-то старичок, который, похоже, был главным там, сказал — то, что живыми выбрались, уже хорошо…

Я питаю страсть к лазанию по всяким заброшенным местам, в особенности по старым советским элементам инфраструктуры. У себя в городе я облазил почти всё, что можно было посетить. Даже был в Припяти с такими же «двинутыми» (есть фотография, где я стою на фоне того самого парка аттракционов, я ею очень горжусь). Но настоящий страх настиг меня не в городе-призраке, а там, где началось моё увлечение сталкерингом — на земле моих родственников, в деревне под Харьковом. Моя тётя вышла замуж за украинца — у него была квартира в городе и дом в деревне, где жила его мать. Мои родители каждое лето сплавляли меня с сестрой в солнечную деревню к бабе Тане. Там я познакомился со своим другом Денисом (он как раз и подсадил меня на сталкеринг). Мы с Денисом исследовали все местные бомбоубежища и подвалы, а один раз даже унесли кучу противогазов из какого-то подвала.

Где-то месяц назад Денис написал мне, что у них рядом с городом энтузиасты обнаружили нетронутый цивилизацией заповедный пионерский лагерь времен Брежнева. Я, естественно, весь загорелся, купил у врача больничную справку и поехал в Харьков. Опущу подробности поездки — и в итоге вот я с Денисом уже стою у входа в комплекс. Захваченный грибком и разрухой спортивный зал, пустой бассейн, облицованный побитым кафелем с черной плесенью, школьные кабинеты с ветхими досками и портретами Ленина, выбитые стекла, разбросанные тетради по коридорам — как же я люблю всё это… В тот день я сделал кучу отличных фотографий.

Самый мой любимый момент в сталкеринге — это когда я вскрываю подвальный замок и копаюсь во всяких ящиках (один раз я обнаружил на одном заводе ящик с АКМ-74; один «калаш» я оставил себе, остальное продали). Всё началось, когда на следующий день мы с Денисом пилили замок в подвал циркулярной пилой. Я не знаю, чем думали в прошлые времена, когда оставляли в пионерских лагерях кучи армейских аптечек с очень интересным содержимым — в общем, я набрал целую сумку наркотиков, и тут мне захотелось сфотографироваться напоследок в разрушенном бассейне на фоне плаката «Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым!» (да уж, я запомнил эту фразу на всю жизнь).

Когда я открыл синюю обшарпанную дверь, то увидел труп голой девушки, подвешенный над бассейном на фоне того самого плаката. Я испугался, но не впал в панику (сталкеры часто имеют дело с трупами бомжей или жертв бандитизма). Мы подошли поближе, и тут началось. На горле девушки был металлический ошейник, который крепился на цепи. Цепь же крепилась на крючке для прожектора. Всё это было сделано на высоте четвёртого этажа. Вчера там ничего не висело. Я просто не представляю, как она там оказалась — как можно было без помощи огромной лестницы забраться на 4-й этаж спортзала и подвесить себя на длинной тяжелой черной цепи, повесив её на крючке, где еще вчера был прожектор? В тот момент это до меня ещё не дошло, поэтому я решил сфотографировать эту девушку на фоне плаката. Она была молодой (не больше 20 лет), хорошо сложенной с волосами цвета смолы. Достав из кармана фотоаппарат, я уже был готов сделать кадр, как вдруг цепь лопнула.

Труп упал на кафель, издав противный звук, в котором был слышен треск костей. Вы не представляете, как жутко мне было. Если до этого Денис стоял и робко смотрел на подвешенный труп, то теперь он просто стал плакать. А я — не знаю даже, что на меня нашло, — я решил подойти поближе к девушке. Переломанное тело лежало на дне бассейна. Лицо девушки было красивым и правильным, мне даже стало жаль, что она решила повеситься. Я смотрел на неё пару секунд, и мне показалась, что она пошевелила кончиком пальца на ноге. Увидев это, Денис сел на корточки и зарыдал ещё сильнее. Я отбежал к двери и стал дергать ручку, но она не открывалась! Обернувшись, я увидел, как встаёт труп и подходит к Денису. Он перестал рыдать. Я стал кричать на него, но он даже не обернулся. Они стояли лицом к лицу. Я позвал Дениса ещё раз, но он опять не отреагировал. Абсурдность ситуации просто сводила с ума.

Тут я всё понял. Это всё было дурацким розыгрышем, чтобы напугать меня! Я с облегчением выдохнул и прокричал: «Ну вы даёте, я чуть не умер от страха! Как вы такое сделали?». Денис промолчал, медленно поправляя трупу растрепавшиеся волосы (я подумал, что он собрался её поцеловать) и сказал ей: «Ты уникальная». Сказал таким отрешенным голосом, что я сразу понял — нужно убегать, чёрт с ним, с другом. Я решил вылезти через разбитое окно второго этажа — метнулся к окну, выкинул в него свою сумку и стал подпрыгивать, чтобы залезть самому. Это у меня не получалось. Было так страшно, я даже думал, что сейчас обмочусь. Тут я услышал звук приближающихся босых ног и не смог сдержать себя — обернулся…

Труп шел ко мне. И мне сразу стало ясно, что это даже не человек. Лицо девушки уже не выглядело милым, оно было перекошено в чудовищной гримасе (в особенный ужас вгоняли мертвые глаза девушки). Оно наклонило голову чуть набок, словно изучая меня с любопытством. Последней каплей стала фраза Дениса, сказанная всё тем же замогильным голосом: «Не бойся её, она хорошая. Она хочет дружить». Тут до меня дошло, что я бы мог залезть в окно, используя шведскую стенку. Я залез на стенку, прыгнул и зацепился за оконную раму руками, сильно порезав правую ладонь о выступающее стекло. Кровь брызнула теплой струей. Кое-как я перелез, спрыгнул и разбил себе подбородок во время падения. Я подобрал сумку и побежал к своему велосипеду.

Баба Таня была в шоке, когда я, весь окровавленный, стал истерично рыдать, обнимая её. Чуть успокоившись, я попросил бабушку анонимно вызвать милицию в пионерлагерь, чтобы они отыскали Дениса, а сам решил срочно уехать домой.

Интересно, нашла ли милиция Дениса у бассейна? И жив ли он ещё?..

Это произошло прошлой осенью. В одной квартире жила мать и её дочка. Как-то раз девочка рылась в маминой сумке, и нашла в ней связку каких-то странных ключей. Ключи были старые, ржавые, но было видно, что ими часто пользуются. Девочка долго не могла выяснить какую дверь мама открывает этими ключами. Но как-то она была в гостях у подруги в соседнем доме. В подъезде девочка случайно наткнулась на свою маму, которая выходила из какой-то квартиры, закрывая дверь старыми ключами. Девочка поняла, что у мамы есть какой-то секрет. Ей стало интересно. Она украла ключи у мамы. Сходила в тот самый подъезд, открыла ту самую дверь и зашла в неё. Это была очень грязная квартира, всё в ней было очень старым. На стенах болтались старые тёмно-коричневые обои. Пол был паркетный и ужасно скрипел. Из комнаты, которая вроде бы была спальней, послышался старческий голос: "Пришла? А почеши-ка мне спинку!" Девочка зашла в комнату. Там на кровати лежал старый-престарый старик. Девочка стала чесать ему спину. Старик стал ругаться, говорить, что она плохо чешет ему спину. Девочка стала оправдываться, говорить, что лучше не получается. Тогда старик сказал, что если она будет плохо чесать ему спину, тогда он убьёт её дочь. Девочка поняла, что он перепутал её с её мамой. Старик был слеп и плохо слышал. Ещё девочка поняла, что старик именно её убьёт, потому что сестры у девочки не было. Она стала изо всех сил стараться, но старик всё равно ругался. Девочка убежала из квартиры вся взволнованная.Через месяц мама подскользнулась на улице и сломала ногу. Её отвезли в больницу. Мама не хотела, но папа настоял на своём. Когда маму выписали, то она кое-как передвигалась на костылях. Она попросила девочку сходить с ней в соседний дом, "кое в какую квартиру". Девочка сразу поняла о какой квартире идёт речь.Они пришли, заходят. Смотрят, а старик мёртвый. Рядом с трупом нашли записку: "Убей свою дочку!" Мама долго думала, потом взяла костыль и забила насмерть свою дочь.

Юленька, двенадцатилетняя девочка, живущая в небольшом городке. На весь город приходится несколько мест работы для взрослого населения и одна школа. Так получилось, что семья Юли жила на противоположном конце города от фабрики, где работали родители Юли, это была окраина города, район окруженный старыми заводами и нежилыми домами. Девочка, возвращаясь из школы, проводила много времени одна. Иногда она бродила по заводам, стараясь не заходить далеко.
Как-то раз её подруга, которая была на три года её старше рассказала Юле, что якобы в заброшенной больнице обитают призраки. Ксюша привлекла Юлю, сказав, что за снимки призраков иногда платят деньги.
Пошли они на следующий день после уроков. По поводу времени они не волновались, так как родители редко возвращались раньше семи вечера.
Больница была такой же, как и все заброшенные здания: сыро, холодно, мусор, выбитые окна, но что странно – нет следов ночёвок бомжей. Также девочки отметили, что в некоторых местах горит свет. Ксюша снимала всё на камеру. Юля держала фотик для особого случая.
Они дошли до третьего этажа. На стене, прямо у выхода на этаж, большими буквами было написано:
" НЕ БОЙСЯ МЕНЯ!”
Надпись и чёрное пятно на полу заставили девочек занервничать. Однако они вспомнили, что мальчишки часто шатаются по развалинам и вполне могли оставить пару таких "шуток”. Они повернули и дошли до развилки коридоров. Справа и в конце коридора была операционная, слева и прямо коридор кончался окнами.
Сзади кто-то кашлянул. Девочки подпрыгнули и обернулись. У лестницы стоял молодой парень, его вид напугал девочек, они застыли. Он был одет в грязную военную форму, часть головы была замотана чёрным от крови бинтом, руки были в ссадинах и ожогах, в правой руке он сжимал нож.
Он сделал пару шагов.
- Не бойтесь меня, – хрипло сказал он.
Юля услышала скрип двери. Из кабинета в операционную прошла девушка, одетая как медсестра,
в руках у неё был поднос. Юля дёрнула Ксюшу за рукав. Ксюша остолбенела и снимала приближающегося. Юля снова посмотрела на закрывшуюся дверь операционной.
- Нет, – снова прохрипел парень и сделал рывок к ним. – Не ходи туда.
Юля толкнула Ксюшу, бросилась в операционную. Внутри было светло. Щелкнул засов на двери.
Ксюшу подхватили и положили на стол.
- И почему ему никто не верит?
Медсестра закрепила руки и ноги Юли и занесла скальпель.
Ксюша очнулась, её трясли. Перед ней стоял участковый.
- Девочка тебе плохо?
- Да. – Перед глазами у Ксюши всплывало лицо парня и Юля вскрытая на грязном столе в старой операционной заброшенной больницы.
Последним, что записалось на камеру, был голос:
- Страх убивает. Я хотел спасти вас.