любимые стихи и письма
Владимир Маяковский
*
… И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
"Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь".
Может быть, - старая -
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только лошадь рванулась,
встала на ноги, ржанула и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая, стала в стойло.
И всё ей казалось - она жеребенок,
и стоило жить, и работать стоило.
*
Милый, дорогой детик,
Посылая тебе письмо, я знал сегодня, что ты не ответишь. Ты не ответишь потому, что я уже заменен, что я уже не существую для тебя. Я не вымогаю, но, Детка, ты же можешь сделать двумя строчками то, чтоб мне не было лишней боли. Боль чересчур! Не скупись, даже после этих строчек — у меня остаются пути мучиться. Строчка не ты! Но ведь лишней боли не надо, детик. Если порю ревнивую глупость — черкни — ну, пожалуйста. Если это верно, — молчи. Только не говори неправду — ради бога.
*
Но мне – люди,
И те, что обидели –
Вы мне всего дороже и ближе.
Видели,
Как собака бьющую руку лижет?!
*
Детик,
Мне всё кажется, что ты передумала меня видеть, только сказать этого как-то не решаешься: жалко. Прав ли я?
Если не хочешь — напиши сейчас, если ты это мне скажешь 28-го (не увидев меня), я этого не переживу. Ты совсем не должна меня любить, но ты скажи мне об этом сама, прошу. Конечно, ты меня не любишь, но ты мне скажи это немного ласково. Иногда мне кажется, что мне придумана такая казнь — послать меня к черту 28-го. Детик, ответь (это как раз «очень нужно» ;). Я подожду внизу. Никогда, никогда в жизни я больше не буду таким. И нельзя. Детик, если черкнешь, я уже до поезда успокоюсь. Только напиши — верно, правду!
Целую
Твой Щен
*
Нет людей.
Понимаете
Крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти,
А сказать кому?
*
Детик,
Я вижу, ты решила твёрдо. Я знаю, что моё приставание к тебе для тебя боль. Но, Детик, слишком страшно то, что случилось сегодня со мной, чтоб я не ухватился за последнюю соломинку, за письмо.
Так тяжело мне не было никогда — я, должно быть, действительно чересчур вырос… Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ничего и никогда не будет. Жизни без тебя нет. Я это всегда знал. Теперь я это чувствую, чувствую всем своим существом. Всё, всё, о чем я думал с удовольствием, сейчас не имеет никакой цены — отвратительно.
Я не грожу, я не вымогаю прощения. Я ничего тебе не могу обещать. Я знаю, нет такого обещания, в которое ты бы поверила. Я знаю, нет такого способа видеть тебя, мириться, который не заставил бы тебя мучиться. И всё-таки я не в состоянии не писать, не просить тебя простить меня за всё.
Если ты принимала решение с тяжестью, с борьбой, если ты хочешь попробовать последнее, ты простишь, ты ответишь. Но если ты даже не ответишь — ты одна моя мысль…
Я сижу в кафе и реву. Надо мной смеются продавщицы. Страшно думать, что вся моя жизнь дальше будет такою.
Я пишу только о себе, а не о тебе, мне страшно думать, что ты спокойна и что с каждой секундой ты дальше и дальше от меня и ещё несколько их и я забыт совсем.
Если ты почувствуешь от этого письма что-нибудь кроме боли и отвращения, ответь ради Христа, ответь сейчас же, я бегу домой, я буду ждать. Если нет — страшное, страшное горе.
Целую. Твой весь.
Я.
*
Флоты –
и то стекаются в гавани.
Поезд –
и то к вокзалу гонит.
Ну, а меня к тебе и подавней –
Я же люблю! –
Тянет и клонет!
Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
Я вот тоже
Ору -
А доказать ничего не умею!