Вы всё никак не вырветесь из замечательного юношества,
Из гнилой плюшевости, на которую пора плюнуть.
Из плешивости чувств настила
Выплеснутого поперёк чуткости.
Словите кайф стервенея и деревенея,
Так вернее вы станете уравновешенным уравнением,
Нежели будете бешено
Плакаться, внешне лишь аптеками в неизбежность…
Этот мега-мир и дожди и "Доджи",
Моющие средства… в отжим. Состав следствия
Уперся в стену рабской безвредности
И безобидно-бледным свет стал…
Вы все отнюдь не ширма, за которой вы.
Плюйте в дантиста, рабочий день подходит к концу.
И пламенный поцелуй картоновый,
Увы, никогда не станет французским.
Вы, мой настоящий друг, не мой друг, но друг мне…
Естествоиспытатель не дрогнет.
Вы не под кокосовыми пальмами,
А под коксом в своей старой спальне.
Это вертел нетерпения… скептики в пене.
И пальцы детей тычут в стены.
Протыкая изоляционный купол
Закупоренных намертво кукол.
В этой химической реакции все неизменно, сонно,
В посудомоечной машине мы комом.
Комната как упаковка вещества какого-то,
Где посуда рассыпается по полу
Крошками… прямо в эфирное пространство
Брошены… воздух среди воздуха.
Ничтожными дозами
Неопознанного снотворного.
Это сплошная вода, но пропущенная сотней
Фильтров, способных лишь нападать.
И тонко-выверенный, в проводах, профиль
Уже не ищет горлом сладких оправданий.
И ждёт когда же мы оглохнем
В отлаженном механизме, где даже ног нет
У спринтера, который молча мокнет в лужах
Под дождём от собственной ненужности…
Но необходимости медленно меркнуть,
Пока слезы летят… вверх.
И крылья птиц серы,
Произрастая ветвистыми нервами
Корни моря плачут в своём безверии.