nesquik :
Этого типа явно стоило посадить под стекло и показывать школьникам на уроках естествознания. Под табличкой: “Человек, Безнадежный Во Всех Отношениях”.
При взгляде на него мне всегда казалось, будто передо мной – ошибка мировой эволюции. Жертва зашедших в тупик генетических трансформаций.
Ничто не меняется. Всегда, всегда, всегда – порядок вещей на свете один и тот же. Ну, разве что номер у года другой, да новые лица взамен ушедших.
Но в ней уже пробудилось то особое отношение к миру, при котором женщина смотрит на все вокруг сверху вниз. Не в плохом смысле, не агрессивно. Просто – как бы тут лучше выразиться – нейтрально смотрит на мир сверху вниз, и все. Как на улицу из окна.
– Простите… Я как-то неуклюже спросила. Просто мне трудно представить, что вы чувствуете, если вам делают больно. Что в душе происходит? Что вы делаете, как реагируете?
– Нацепляю значок с Китом Харингом, – ответил я.
Она рассмеялась.
– И все?
– Дело в том, – продолжал я, – что со временем такая боль становится хронической. Рассасывается внутри, становится частью твоей ежедневности – так, что самой боли как бы уже и не видно. Но она там, внутри. Просто различить ее, показать кому-то – вот она, моя боль, – уже невозможно. Показать, как правило, удается лишь какие-то мелкие болячки.Кому-то я кажусь глупее, чем на самом деле, кому-то – умнее. Мне же самому от этого – ни жарко, ни холодно.
Береги в себе то, чего не можешь сказать словами. Например, уважение к мертвым. Что должно остаться — останется, что уйдёт — то уйдёт. Время многое расставит по местам. А чего не рассудит время — то решишь сама.
Весь мир — дерьмо. Засохшее дерьмо высшей пробы. Взблюём же, дети мои!
Я человек не странный. То есть, мне действительно так кажется. Конечно, до «среднестатистического человека» мне тоже далеко. Но я не странный, это точно. С какой стороны ни глянь — абсолютно нормальный человек. Очень простой и прямой. Как стрела. Сам себя воспринимаю как некую неизбежность — и уживаюсь с нею совершенно естественно. Неизбежность эта настолько очевидна, что мне даже не важно, как меня видят другие. Что мне до того? Как им лучше меня воспринимать — их проблема, не моя. Кому-то кажусь глупее, чем на самом деле, кому-то я кажусь умнее.
В конце мая сдохла кошка. Совершенно внезапно – без всяких предварительных симптомов. Проснувшись однажды утром, я нашел ее на кухне – лежала в углу, свернувшись калачиком, и уже не дышала. Наверно, и сама не заметила, как умерла. Ее тело наощупь напомнило мне вареную курицу из холодильника, а шерсть казалась грязней, чем при жизни. Кошку звали Селедка. Жизнь она прожила, что и говорить, не очень счастливую. Никто ее не любил, да и сама никого особенно не любила. В глаза людям смотрела всегда с какой-то тревогой.
На свете не бывает ошибочных мнений. Бывают мнения, которые не совпадают с нашими, вот и все.
Я — совершенно чужеродное тело. Ни этому городу, ни этой повседневности я никак не принадлежу.
Есть люди, которых моя внутренняя нормальность притягивает. Таких людей очень мало, но они существуют. Каждый такой человек и я — точно две планеты, что плывут в мрачном космосе навстречу друг другу, влекомые какой-то очень природной силой, сближаются и также естественно разлетаются, каждый по своей орбите. Эти люди приходят ко мне, вступают со мной в отношения — лишь для того, чтобы в один прекрасный день исчезнуть из моей жизни навсегда. Они становятся моими лучшими друзьями, любовницами, а то и женами. Некоторые даже умудряются стать моими антиподами… Но как бы не складывалось, приходит день — и они покидают меня. Кто — разочаровавшись, кто — отчаявшись, кто — ни слова не говоря (точно кран без воды — хоть сверни, не нацедишь ни капли), — все они исчезают.
Только так всё и может начаться — с болтовни о себе. С этого первого шага. Нужно болтать. И как можно дольше. Удачно ли, нет — разберемся потом.
Всякий раз, когда ты что-то терял, в тебе открывалась очередная дыра. И каждую такую дыру ты затыкал чем-то взамен утраченного. Будто метку ставил на память… А как раз этого делать было нельзя. Ты заполнял эти дыры тем, что должен был оставлять внутри. И раз за разом просто стирал себя самого… Зачем? Что тебя заставляло?
В моем доме – две двери. Одна вход, другая выход. По другому никак. Во вход не выйти; с выхода не зайти. Так уж устроено. Люди входят ко мне через вход – и уходят через выход. Существует много способов зайти, как и много способов выйти. Но уходят все. Кто-то ушел, чтобы попробовать что нибудь новое, кто-то – чтобы не тратить время. Кто-то умер. Не остался – никто. В квартире моей – ни души. Лишь я один. И, оставшись один, я теперь всегда буду осознавать их отсутствие. Тех, что ушли. Их шутки, их излюбленные словечки, произнесенные здесь, песенки, что они мурлыкали себе под нос, – все это осело по всей квартире странной призрачной пылью, которую зачем-то различают мои глаза.
Иногда мне кажется – а может, как раз ОНИ-то и видели, какой я на самом деле? Видели – и потому приходили ко мне, и потому же исчезали. Словно убедились в моей внутренней нормальности, удостоверились в искренности (другого слова не подберу) моих попыток оставаться нормальным и дальше… И, со своей стороны, пытались что-то сказать мне, раскрыть передо мною душу… Почти всегда это были добрые, хорошие люди. Только мне предложить им было нечего. А если и было что – им все равно не хватало. Я-то всегда старался отдать им от себя, сколько умел. Все, что мог, перепробовал. Даже ожидал чего-то взамен… Только ничего хорошего не получалось. И они уходили.
Конечно, было нелегко.
Но что еще тяжелее – каждый из них покидал этот дом еще более одиноким, чем пришел. Будто, чтоб уйти отсюда, нужно утратить что-то в душе. Вырезать, стереть начисто какую-то часть себя… Я знал эти правила. Странно — всякий раз, когда они уходили, казалось, будто они-то стерли в себе гораздо больше, чем я… Почему всё так? Почему я всегда остаюсь один? Почему всю жизнь в руках у меня остаются только обрывки чужих теней? Почему, черт возьми?! Не знаю… Нехватка данных. И как всегда — ответ невозможен.
Наступит день, и я снова встречу кого-то. Всё будет очень естественно — как движение планет, чьи орбиты пересеклись. И мы снова будем надеяться на какое-то чудо, каждый сам по себе, выжидать какое-то время, стирать свои души — и расстанемся, несмотря ни на что…
До каких пор?