Конец прекрасной эпохи

Потому что искусство поэзии требует слов,

я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов второсортной державы,

связавшейся с этой, — не желая насиловать собственный мозг,

сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск за вечерней газетой. Ветер гонит листву.

Старых лампочек тусклый накал в этих грустных краях, чей эпиграф — победа зеркал, при содействии луж порождает эффект изобилья.

Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.

Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, — это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны, стены тюрем, пальто;

туалеты невест — белизны новогодней, напитки, секундные стрелки. Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей; пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей — деревянные грелки.

Этот край недвижим. Представляя объем валовой чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой, вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.

Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.

Даже стулья плетеные держатся здесь на болтах и на гайках.

Иосиф Бродский