В первый раз я встретилась с одним из «этих» сорок две тысячи лет назад. Тогда мы ещё могли следовать каждый за своим человеком, принимая облик животных, теней или бликов от солнца. Да, неандертальцы были слабы, их разум ещё не раскрылся до конца и им было сложно выживать, зато они безоговорочно доверяли нам и оберегать их было легко. Легче, чем нынешних людей.

В тот летний день моя подопечная, как обычно, отправилась за ягодами вместе с остальными женщинами племени. Всю работу можно было выполнять только в группе, разбредаться по одному было опасно — слишком много диких зверей, опасных ям и трясин было вокруг. Но моя девочка слишком увлеклась работой, и заросли ягод увели её вглубь чащи. Наскоро попрощавшись с друзьями, порывом тёплого ветра я устремилась за ней.

Девочка остановилась на тенистой полянке. Я бесшумно заскользила по стволу дерева и уселась на веточке, наблюдая за моей маленькой подопечной. Самое ужасное, что не было никакого чувства опасности. Никаких предчувствий, никаких странных ощущений, никаких знаков вплоть до «его» появления.

«Он» поразительно контрастировал с окружающей средой. Сначала мне даже показалось, что это ещё один новый подвид человека, и я пыталась увидеть его Хранителя. Но когда меня полоснуло ледянящим холодом и я застыла, не в силах пошевелиться, осознание роковой ошибки навалилось на меня всей своей тяжестью.

Мой ребёнок выронил своё примитивное подобие корзинки, рассыпав плоды, и с открытым ртом рассматривал незнакомца. Теперь кардинальные различия между ними бросались в глаза.

Во-первых, кожа. Девочка с рождения проводила жизнь в длительных походах, и её кожа отливала бронзовым оттенком. У пришельца она была цвета мела.

Во-вторых, рост. Незнакомец был выше самого высокого неандертальца в племени раза в два. Ребёнку он, должно быть казался великаном.

В-третьих, волосы. У моей подопечной были грязные и спутанные волосы коричневого цвета. У «него» же волосы были цвета беззвёздной зимней ночи. И они гладкой волной струились по его плечам, словно грива пещерного льва.

Девочка сделала два неуверенных шага по направлению к незнакомцу, завороженно глядя, и на «его» губах появилось подобие улыбки.

— Бог леса? — прошептала она и сделала ещё несколько шагов навстречу.

Он улыбнулся ещё шире. Неестественно широко. Так, что его губы приоткрыли два ряда зубов, заострённых, как медвежьи клыки.

А потом неуловимо быстрое движение — девочка даже не успела закричать — и вот он уже пожирает моего ребёнка, моё сокровище. Выдирает жилы, разрывает в клочья податливую мякоть живота длинными когтистыми пальцами, жадно глотает фонтанирующую из разодранной сонной артерии кровь. Я извиваюсь в агонии, но не могу издать ни звука. Хранитель всегда делит боль со своим подопечным. Единственное, о чём я жалею — о том, что мы не можем полностью забрать себе все страдания тех, кого бережём.

После нескольких минут неистовой резни «он» успокоился. Ел медленно, наслаждаясь каждым куском. Вылизывал особенно глубокие раны языком, смакуя вкус свежего мяса, высасывал костный мозг из обглоданных костей.

Когда «он», наконец, поднялся, вытирая кровь с губ, «его» взгляд упал на меня. Моя ненависть, боль и страх переросли в истерическую панику. «Он» мог меня видеть. О боги, только не это… Люди и животные чувствуют меня, но не видят. Почему «он» может? «Он» же не божество, такое существо не может быть божеством…

«Его» мысли прервали мои. Подобным мне нет нужды говорить вслух. Подобным «ему», как оказалось, тоже.

«Он» сказал мне, что приведёт свою семью. Говорил, что давно искал ещё одну группу человеческих особей. Говорил, что «они» уничтожат все племена, что люди — лёгкая и вкусная добыча. Говорил, что охота будет славной. Говорил, что если я посмею предупредить, если посмею помешать, он найдёт меня и будет медленно пожирать, так, чтобы я была в сознании до последней секунды. Говорил, чтобы я убиралась прочь, если хочу просуществовать хотя бы ещё немного.

Холод больше не сковываел меня, и я снова могла двигаться. Я повернулась и убежала, мне уже не было важно, в каком я облике. Резкий, издевательский смех подхлёстывал меня сзади, а перед моими глазами продолжало стоять бледное, узкое лицо, чёрные глаза без зрачков и обглоданный скелет ребёнка, внутренности которого разбросаны по поляне вперемешку с ягодами.

* * *

За тысячелетия я сменила многих подопечных — и мужчин, и женщин. Многих привела к успеху, многим подарила дар любви, ещё большее количество людей спасла от опасностей и преждевременной смерти.

Но я никогда не прощу себе, что тысячи лет назад я убежала прочь от человеческих племён и своих друзей-хранителей. Никогда не прощу себе, что сбежала на зелёные равнины, окружённые горными непролазными цепями, куда не могли добраться неандертальцы (и «эти» ;) и не вылезала оттуда в течение нескольких столетий. Когда я, наконец, смогла перестать разражаться истерическим плачем каждый раз, когда я ощущала холод или когда мне чудилось, что вокруг слишком тихо, я вышла за пределы горных цепей… и не нашла ни одного неандертальца. Люди изменились, поменялась их внешность и форма, они стали более высокими, умными и ловкими. Кроманьонцы… Хранители остались прежними, но никто из них не объяснил мне, куда делся предыдущий вид человека. Все мои знакомые угрюмо замолкали, едва я заводила об этом речь. К моей невыразимой радости, никого из «этих» я больше не видела. «Они» словно испарились.

Я жила и развивалась вместе с человеческой расой. Я радовалась тому, что их ум развивался и становился всё более любопытным и дерзким, я радовалась их технологическому и духовному прогрессу. Я плакала во времена войн и радовалась, когда изобретали лекарства.
Но чем больше развивалась наука, тем меньше люди доверяли своему подсознанию. Теперь нам, Хранителям, гораздо сложней работать, чем раньше. Люди не верят в нас достаточно сильно, и редко кто из нас может в бесплотном облике следовать за своим человеком. Некоторые из нас селятся в амулетах и религиозных символах. Другие же следуют за своим человеком, вселившись в его тень или отражение. Бывают и такие, что вселяются в тело домашнего любимца своего подопечного. А некоторые превращаются в голос в голове, который иногда говорит обладателю этой головы: «Лучше бы тебе сейчас не делать того, что ты собираешься делать». Каждый выкручивается, как может. Что касается меня, то я сейчас охраняю одну девушку и представляю собой её отражение в зеркале. Она не отличается особой склонностью к попаданию в проблемные ситуации, и такой формы охраны ей вполне хватает.

Вчера она привела с собой домой своего нового парня познакомить с родителями. До сих пор я не могла его нормально рассмотреть — они всегда встречались где-то, где не было зеркал, и отражающие поверхности были, мягко говоря, препаршивыми. Мне хотелось поболтать с его Хранителем, узнать, что за человек его воспитанник.

Когда парень переступил порог квартиры, я почувствовала забытый леденящий холод. Моя девушка радостно щебетала, представляя кавалера родителям, а я была в таком ужасе, что забыла копировать её движения. Благо, никто не смотрел в зеркало. До поры до времени.

В какой-то момент «он» специально вышел в коридор, к зеркальному шкафу, чтобы поговорить со мной. «Он» не изменился. Качественная тоналка и линзы скрыли «его» сущность от людей, но не от меня.

«Он» говорил, что приведёт свою семью. Говорил, что давно искал подходящих жертв. Говорил, что «они» со временем уничтожат все народы, что люди — лёгкая и вкусная добыча. Говорил, что охота будет славной. Говорил, что если я посмею предупредить…