Вечереет. Тяжелое лето, август.
Возле метро, недалеко от ларька "Газеты", стоит мужчина.
Рядом - двери маленького кафе, макдональдс и радужный магазин, торгующий детской мелочью - рюкзаками, игрушками, канцелярией…

Мужчина, вернее, уже старик, выглядит очень мято. Борода, (отросшая, нежеланная) - висит седыми клоками. Брюки усеяны пятнами, - целиком. Лицо старика покрыто сетью морщин.
Морщины эти не "грустные", а "веселые". Они возникают от частых широких улыбок, - в уголках глаз, у рта, над скулой…
Старик улыбается и сейчас, чуточку жалко, вытянув руку для милостыни.

Из кафе выходит хозяйка. Скорее даже - буфетчица, причем советского вида. Крахмальный фартук, широкое лицо, дородность и зычный голос.
Несколько секунд она смотрит на старика.
Потом говорит:
-На водку просишь, засранец?
Дедушка мнется, прячет ладонь за спину и, шамкая, произносит:
- Нет… Что вы. Нет…
- Не пизди, - предостерегает тетка. - Муж такой же, как ты. Эта…
- Понимаете?.. - прерывает ее старик. - Сегодня у меня день рождения…
- Знамо дело. У вас их, блядь, на неделе по десять штук! Как бухать захотите, - так наступает!
- Я… Я остался совсем один…
Старик забывает, что ладонь желательно прятать, и расслабляется. Кисти рук болтаются около тела, плечи опущены. Смотрит на землю, сутулится.
- Так ты с-собутильника ищешь, коз-зел?! - угрожающе переспрашивает буфетчица. - А ну, проваливай! Пшел, гнида! Пшел! Кому говорю!!! Может, охрану позвать?!
Старик поднимает руку, хочет что-то сказать, может быть, оправдаться, но женщина в запале бьет его по руке. Мелочь со звоном сыплется на асфальт.
Старик вздрагивает, будто удар угодил в живот. Смотрит на монетки - печально, как на котенка. По лицу, вдоль улыбающихся морщин, текут слезы.
Потом он впервые поднимает глаза. И говорит прерывистым голосом, как-то растерянно:
- А мне… Так хотелось… Воздушный шарик…

Медленно отворачивается. Уходит.

Две монетки - пятьдесят копеек и рубль - валяются на земле, поблескивая, как шляпки гвоздей.