Первая часть. Седьмая глава.
Прерываясь на то, чтобы глотнуть остывшего чаю, он продолжал. - Говоришь, или думаешь, что я того не чувствовал? Её пульс? Чувствовал. Какое-то неимоверное чувство охватило меня. Я понял, что не отпущу этого человека, по сути - незнакомого мне. Мне было плевать, откуда она могла быть. Была ли она обеспеченной, не считая того, что у неё было средство передвижения, или же была ли она девушкой, докатившейся до нищего состояния, оставив себе одну машину. Мне было все равно. Она смотрела на меня своими карими, большими и наполненными слезами глазами. Я прочувствовал, что она стала частью моего существования и бытия, я не могу сказать, как этого произошло. Однажды после этого первого визита, я встретил медсестру, которая сказала, что ей нужен уход, и что она не в скором времени сможет выписаться. Я ничего не имел против. Прошли недели и месяцы, как я снова прибыл в этот госпиталь. Он изменился. Во дворе я заметил некоторые изменения: плитка был сооружена уже из более крепкого и более интересного материала, что, почему-то, меня заинтриговало; на улице разместили скамейки, отличающиеся от старых своей симпатичностью и модерн-стилем; под грудой снега я подчеркну, что видно старались сделать живописные узоры, которые позже были покрыты снегом. Я думаю, узоры сделаны не зря, летом, да уже и весной, они будут притягивать множество любопытных глаз. А пока приближается зима, ничего им не светит. Добравшись до палаты моей неимоверной цели, я тут же присел возле неё, и смотрел на неё спящую: глаза закрыты; кожа на лице снова была «стянута», и я понял: она снова плакала. У меня пробежала дрожь в тот момент, когда она проснулась. Я знал, что при моем входе она уже проснулась, просто не хотел будить её уже прерванный сон. Глаза её бегали по комнате, ища что-то, но вскоре они остановились на моих. Она была в раздумье, что меня привело в страх. Вдруг она меня забыла, а сейчас, смотря на меня с негодованием, тем и показывает, что она пытается вспомнить. Я ошибся, и я понял свою ошибку, после её слов. - Я не думала, что Вы придете. С чего вы меня еще раз посетили. Помнится, Вы были тут около месяца или полтора назад. Что привело Вас сюда? - тяжело дыша, проговорила она. Вот, что её привело в раздумье. Не то, что она меня могла забыть, что с моей стороны эта мысль была эгоистична, кстати. Она хмурила свои брови только потому, что была не в понятии, зачем я снова пришел. - Наверное, потому что беспокоюсь. - коротко ответил я, дабы не нагружать её слух. Как я понял, её этот ответ не удовлетворил, после того, как она мне сказала: - Очень лаконично, и все же зачем? - взглянув на меня еще раз, до того, когда она увидела новые и свежие цветы на своей кровати. Как я мог ей что-то сказать, как я мог признаться ей в своем сумасшествии, мол я не хочу прерывать нашу связь, мол я не хочу отпускать её никогда. Как бы она на это отреагировала? Как ты думаешь? Поэтому я не стал ей ничего отвечать, просто уложил подле неё поудобней цветы, чтобы она могла без какого-либо труда смотреть и любоваться ими.
— И что же потом? Ты просто захлопнул тихо дверь и ушел? - с «пылом» спрашивали мы.
— Вроде подобного. Я мог только это сделать, о чем позже жалел, как очутился на ночной улице, забитой фонарями, так и надоедающих меня. Пока я шел по морозному воздуху, срезал его на части, я немного раздумал о том, почему я ей не ответил. Побоялся ли я? Нет. А чего бояться? Подумал ли я, что это ухудшит её состояние? Нет. Может быть она восприняла бы этого, как шутку? Нет. И тоже нет. Меня изнутри прорывало легким раздражением того, что я ей не ответил. Так я и, очутившись в ту минуту подле неё, так бы остался бы неизменным: без ответа. Такое чувство, будто возле меня барьер, воль которого одни условия, а может и запреты. Я не мог понять этого, особенно, когда смотрел на ночной город, и фонари уже не казались мне столь раздражающими меня своим светом, так как я почувствовал легкий ветерок, прошуршавший по моей шапке, и сдув некоторые слезинки с простуженного лица.
