Он курит у вечерних «Пирогов».
«Ты, - говорит, - трактуешь жизнь превратно.
Активы превышает многократно
Объем твоих кармических долгов.
Мужчины столькие давно уже могли б
Навеки прекратить твои мытарства!
Они готовы за тебя полцарства!..
А ты влюбляешься в аквариумных рыб.
Твоя карьера – царское дитя,
С моста в корзине брошенное в Лету.
Пойдет ко дну! – он тушит сигарету. –
Я говорю тебе об этом не шутя!
Твои друзья – они умеют жить.
Умы большие, и притом не снобы.
Ты просишь их любить тебя до гроба,
Забыв, что это нужно заслужить.
Твой альма-матер? Там хоть кто-то есть,
Кто даст по лбу, коль вздумаешь кривляться.
Ты там снисходишь только появляться
И веришь, что оказываешь честь!
Ты пишешь песни, детка, и стихи.
Ты нижешь бусами сверкающее слово.
И что же? – он закуривает снова. –
Иди! Штурмуй обрюзгшие верхи,
Проси тираж и крупный гонорар!
Что ж я тебя жалею, как придурок!..»
Господь уходит, и его окурок
Беззвучно падает на мокрый тротуар.