Я умер. Блять, я умер?! Как это могло произойти? Смутные воспоминания расстилаются передо мной туманом. Туман почему-то переливается кислотными цветами, и я понимаю, что это такой дым, который пускают в клубах, когда кто-то колбасится на сцене. Вообще-то нет никакого «меня». Я хотел бы сказать, что чувствую себя хреново или наоборот кайфово, но я совсем никак себя не ощущаю. Есть лишь мысль, которая льется неизвестно куда и неизвестно откуда. Есть лишь память. Оказывается, она может существовать без мозга и каких-то там нейронов. Память – это, скорее всего, поток электричества в воздухе. Стоп! Да нет же, память – это и есть туман, фиолетовый сгусток того, что от меня осталось.
Я вспоминаю свои последние мгновения жизни. Безумие какое-то! Как это вообще возможно?! Я же был уверен, что после смерти ничего нет. Впрочем, это не далеко от истины. Я вспоминаю… Кровь, кишки, машина. Нет, лучше зайдем издалека.
Вчера я был жив и здоров. Я говорю «вчера» и подразумеваю всю жизнь, потому что Здесь понятие времени теряет какой-либо смысл. Итак, вчера я проснулся в середине дня. Это был обычный зимний день. Я, как обычно, прогулял универ, потому что всю ночь не спал, а заливал в себя разную дрянь. Дома, на кухне, один. Мне надо было унять боль, такую боль, с какой не сравнится даже боль от оторванной ноги. Ногу мне никогда не отрывало, но мне кажется, что это не такое уж большое преувеличение. Боль эта была сердечной. Ну, вы знаете, вы наверняка с этим сталкивались. Кажется, это называют любовью. Но я не уверен. Здесь слово «любовь» почему-то расползается, трескается так, что я не могу точно сказать, что это такое. Не удивительно, что смерть и любовь как-то взаимосвязаны. Я всегда подозревал. Я не улавливаю никакого смысла, когда думаю об этом. Но вот если подумать о дружбе или, скажем, о сексе, работе. Да. Всплывают определенные картинки, ассоциации. А любовь словно провалилась куда-то. Может, я ее оставил Там?
Итак, я всю ночь заливался пивом, потом водкой, потом курил до одурения сигареты, в итоге отрубился, а очнулся лишь в середине следующего дня. Встал, умылся, проблевался, сварил кофе. Где-то запиликал телефон, но мне потребовалось несколько минут, чтобы отыскать его. Под диваном кроме телефона я также обнаружил пустые пивные баллоны, которые напомнили мне о проведенном вечере. Вообще-то я не любитель напиваться до потери сознания, но иногда это нам просто необходимо. Один хороший писатель говорил: «Пьянство — это форма самоубийства, когда тебе позволено возвращаться к жизни и начинать все заново на следующий день». Не помню, что за писатель. Так вот, это очень удобно – ты кончаешь с прежним собой и начинаешь новую жизнь. Сейчас-то я понимаю, что жизнь всегда была одна, но когда мы живы, нам всегда кажется, что мы дохера философы. Вчера я распрощался с прежним «мной», он был жалким и сопливым, у него ныло сердце и болела невидимая оторванная нога самооценки. Но все стало другим, когда я услышал запах сваренного кофе, прочитал и стер в телефоне все смс-ки, принял душ и был готов окунуться в эту «новую жизнь». Кто ж знал, что она окажется настолько короткой.
Следующий эпизод – я еду в маршрутке куда-то. Память уже начинает подводить меня, поэтому надо ускоряться. Туман может рассеяться с минуты на минуту. Я еду в автобусе, слушаю музыку в наушниках, пялюсь в окно. Я не думаю о Ней, потому что это уже другая жизнь. Я еду в клуб, где будет выступать какая-то местная говнорокерская группа. В клубе всегда душно и надымленно, много людей и нелюдей, но именно это мне сейчас нужно. Может, подцеплю какую-нибудь девчонку в драных джинсах и с пирсингом. Я выхожу на улицу, навстречу мне идут четверо парней. Хотел было насторожиться, но оказалось, что это мои знакомые. Один протягивает мне баллон пива, и вот я уже в их компании шагаю к месту назначения. Эти придурки выкрикивают несмешные шутки, корчат рожи, они уже изрядно пьяны. Мне хочется им уебать, но это было бы неуместно. Я напяливаю на себя такую же дурацкую улыбку и вваливаюсь в клуб, где уже вовсю стучат барабаны и гитары. Даешь хард-кор! Мне кажется, что я не думаю о Ней, но я только думаю, что не думаю, а на самом деле думаю… Ну, вы поняли.
В клубе, как я и ожидал, шумно и душно. Все курят, матерятся и чувствуют себя королями в своих гребаных микромирах. Возле сцены расстилается белый дым (или, может, это был туман), цветомузыка окрашивает его в яркие кислотные цвета. Достаю сигареты, прикуриваю, угощаю этих болванов, с которыми пришел, обшариваю глазами зал. Но они оказались проворнее, и уже через пару минут мы сидим за отдельным столом в самом углу. Место неплохое: видно сцену, но не так близко, так что слюни музыкантов до меня точно не долетят. Я покачиваю головою в такт музыке, медленно обследую пространство вокруг себя. На этих дебилов я уже давно забил. Передо мной три поллитровых бокала хорошего пива, почти полная пачка сигарет – новая жизнь начинается не так уж плохо. Дым, музыка, калейдоскоп незнакомых лиц, чей-то пот брызжет мне на плечи. Я сижу в одной футболке, несмотря на то, что за окном лютый январь. Здесь всегда жарко. Скидываешь куртку в гардероб и погружаешься в лето. Но мне кажется, что это был ад. Такой земной ад, к которому все давно привыкли. Мы не замечаем, что живем в нем, потому что никогда не были в раю, а если и были, то это дело быстро могло наскучить. Рай – для лузеров.
Если вы ждете какого-то невероятного развития событий, то зря. Этот вечер не содержал в себе ничего примечательного. Никакого экшена, всего-то одним страдальцем на планете стало меньше. Я не умер в драке, защищая честь святого Курта Кобейна. Не принял смертельную дозу бодяженого порошка и не пустил себе пулю в лоб. Еще несколько минут, и вы узнаете, как это случилось.
Я просидел за столиком примерно час. За это время все три стакана были выпиты, а пачка «Винстона» почти опустела. Три олуха, которые сидели рядом со мной, куда-то смылись. Я уже был достаточно пьян, но еще мог соображать. Мне было весело, я слушал музыку, ржал над людьми. И я не думал о Ней. Честно. Вскоре настало «время Ч», я решительно поднял зад и направился в сортир. Справив нужду, я вымыл руки, сполоснул лицо. Вместе с мочой улетучился почти весь алкоголь. Я чувствовал себя очень даже хорошо и подумывал пропустить еще стаканчик. Возле выхода я заметил девчонку, которая кого-то ждала. Как ни странно, она была в драных джинсах. А еще на ней была клетчатая рубашка, расстегнутая и связанная концами, как это делали подружки ковбоев в старых вестернах. То есть моему взору была открыта большая часть ее миленького тела: плоский животик и грудь то ли второго, то ли третьего размера, упакованная в черный лифчик. Следуя какому-то неведомому инстинкту, я подкатил к ней, и так ненавязчиво попросил закурить. Получилось довольно нелепо, я давно не раскрывал рта, так что простая фраза прозвучала как-то скомкано. Но, к счастью, она этого не заметила, и сию же минуту достала откуда-то из заднего кармана тугих джинсов потрепанную пачку «Мальборо». Ну в натуре ковбойша, ей только шляпы не хватает. Мы потрепались пару минут, в течение которых я мучительно думал, кого она ждет, вернее, из какой туалетной комнаты: мужской или женской. Вопрос решился очень скоро – это была ее подруга, и по ее одежде я почему-то подумал, что она лесбиянка. Моя новая знакомая не очень желала продолжать беседу, тем более, когда появилась ее спутница. Уж не вместе ли они, подумал я, и убедился в этом, когда они отошли от меня, держась за руки. Они держались совсем не так, как это делают обычные подруги. О нет, в этом была особенная нежность. Не каждому парню достается такая нежность. Я докурил ковбойскую сигарету и почувствовал крепкий стояк. Возможно, эта девчонка не была чистой лесбиянкой, а только би, но я об этом уже никогда не узнаю. Как и не узнаю сладость ее прекрасного тела.
При мысли о прекрасном в голове невольно возник другой женский образ, который я старательно прогонял весь день. Вечер вдруг стал мучительно тяжелым, и во мне отпало всякое желание его продолжать. Я взял куртку и вынырнул в зябкую ночную тишину. После раскатистых басов уличные звуки казались размытыми и отдаленными, в ушах привычно звенело. Я медленно брел к остановке, постепенно трезвея. На остановке стояла пара неформалов в косухах, а вдалеке, на лавочке сидела бабка. Я не придал этому никакого значения и стал ждать свой автобус. Теперь уже я не мог отделаться от мыслей и воспоминаний о той, которая вогнала меня в вечную тоску. Я думал и думал, глядя в неоновую даль фонарей и вывесок. Я стоял на краю дороги и смотрел почему-то не в сторону движения транспорта, а туда, где находились люди, в частности старая бабка на скамейке. Дорога находилась у меня за спиной. Сзади донеслись какие-то звуки, но я ничего не воспринимал. Дальше все происходило как во сне: я перевел взгляд на старушку и что-то показалось мне в ней странным, затем я почувствовал сильный удар в плечо, потерял равновесие, поскользнулся, почувствовал еще один удар – уже головой о замороженный асфальт, блеск фар, скрежет, визг шин, что-то красное расплывается… И наступила вечная тишина.
Вот так все произошло. Никакого трагизма, обычный случай. Нелепая смерть. Я даже не был сильно пьян. Даже как-то обидно. Теперь меня нет. Хотя, трудно говорить о существовании. Часть меня осталась лежать на трассе – но это всего лишь холодный безжизненный кусок мяса с раздробленными костями. Есть еще этот туман, который беспощадно испаряется. Я мыслю, следовательно, я существую. Что ж, не думаю, что это надолго. Впрочем, как я уже замечал, время здесь не властно.
К слову о том случае и особенно о той странной бабке. Что-то в ней было не так. Как будто это она была во всем виновата. Была ли она Смертью? Может, прятала косу где-нибудь за спиной? Смешно. Я в это не верю. Но именно она была последним, кого я увидел, будучи живым.
Все это я прокручивал в памяти, как запись на ютубе. Я мог вернуться и просмотреть это заново, но мне хотелось другого. Теперь я желал оказаться там, на месте происшествия, и оставаться в своем прежнем мире хотя бы в виде пара. Ведь это самая главная интрига – знать и видеть, что происходит после твоей смерти. Не успел я об этом подумать, как ощутил ночную прохладу. Я был там. Ветер скомкал меня в бесформенное облако, парящее над городом. Я все видел и слышал, но никто не мог видеть меня. И да, я умел перемещаться по воздуху, куда и когда мне захотелось бы. Хм, совсем неплохо живется после смерти.
Зрелище жуткое, я вам скажу. Прямо из моей головы вытекло столько крови, сколько могло бы поместиться в литровой банке. Очень скоро эта жижа затвердела на морозе, образовав густую корку, похожую на глазурь. Вокруг суетились какие-то люди, кто-то осторожно стоял в стороне и жадно за всем наблюдал. Несколько людишек находились прямо надо мной (вернее, над моим трупом), среди них была та парочка панковатых ребят. Хорошо, что я не умер у кого-то на руках. Я поискал взглядом таинственную старушку, но ее и след простыл. Скорую вызвала женщина средних лет. Она держалась очень бодро, наверное, была врачом. Или просто сильным человеком. Подумать только, есть люди, которые могут позаботиться о ком-то совершенно незнакомом и даже не живом.
Пока мое тело остывало на дороге, я кружил над ним в поисках наиболее удобного ракурса. Все, теперь я готов следить за тем, что будет дальше. Сюда бы еше поп-корна…
Люди проходили мимо, испуганно шарахаясь образовавшейся толпы. Кто-то снимал на видео. Круто, я стану звездой интернета! Уходили одни, приходили другие. На дворе уже была глубокая ночь, но дело происходило в оживленной части города. Остановка, где все случилось, находилась неподалеку от клуба. Поэтому я не очень удивился, когда с его стороны приблизилась знакомая мне сладкая парочка. Я узнал этих цыпочек, несмотря на то, что они были укутаны в зимнюю одежду. Узнал, потому что они по-прежнему держались за руки. Ковбойша увидела меня и закрыла от страха рот рукой, как это делают впечатлительные дамочки в кино. Видела бы ты себя, курица! Сейчас у меня не было никакого желания, какое может возникнуть в мужчине при виде хорошенькой девушки. Да и что я мог – бесформенный кусок тела. Когда теряешь что-то, обостряется чувство цинизма. Сразу начинаешь мыслить трезво и дерзко. Никаких теперь соплей.
И все же мне стало немного приятно. Это был первый человек, более-менее знакомый, испытавший ко мне чувство жалости и/или сострадания. Она еще крепче вцепилась в свою подружку и продолжала испуганно смотреть на мой труп. Затем она достала свои ковбойские «Мальборо» и постепенно начала приходить в себя. Да ладно тебе, глупая, ты же даже имени моего не знаешь! Иди своей дорогой и забудь поскорее обо мне. Надеюсь, твоя подружка тебя приласкает.
Вскоре мне это наскучило и, едва дождавшись медицинской сирены, я не стал досматривать триллер, а переключился на драму. Только что я был здесь. Теперь я нахожусь в другом конце города. Это мой дом. Судя по всему, мама уже обо всем узнала, и прошло какое-то время с того момента. Наверное, меня уже поместили в морг. Я пролетаю над коридором, над стенами, которые мне знакомы всю жизнь. Вот здесь кусок обоев ободран. Где же мой кот? Я просачиваюсь сквозь стену и попадаю в комнату своей матери. Она спит. Свет как всегда не погашен. Рядом с кроватью на тумбочке стоит бокал с вином. Дешевое такое, знаете, в картонных коробках продается. Как ты пьешь эту гадость? Я даже не представляю, что ты чувствуешь, – Здесь все чувства притупляются, я могу лишь созерцать. У меня ведь нет теперь ни сердца, ни мозга, ничего нет. Но мне все равно как-то не по себе. Мама… Больше всего я жалею о том, что так мало уделял тебе внимания. Мы даже толком и не общались. Ты приходила каждый день поздно вечером, я сидел в своей комнате или где-нибудь гулял. Мы виделись лишь по утрам, когда я вставал на учебу, а ты – на работу. Ты заваривала мне кофе, но вредничала и не хотела мыть кофеварку. Мне жаль, что я так редко говорил, как я тебя люблю. Вообще не говорил…
В ее ногах лежит кот. Вот ты где. Охраняй, теперь вы остались одни. Говорят, звери чувствуют присутствие духов. А этот дрыхнет без задних ног! Тупое животное.
Я перемещаюсь в свою комнату. Как здесь тихо. Темно, лишь горит лампочка на колонках. Какой пыльный компьютер. Черт, у меня же там столько компромата! Но не думаю, что кто-то залезет в него. Последний раз посмотреть из окна, последний раз прикоснуться к струнам на гитаре. Я забыл, что у меня нет пальцев. Здесь столько пыли, будто меня не было год или два. Хватит. Следующий кадр.
Это мой университет. Блять, я не хотел сюда! Какая-то сила притащила меня. Что ж, посмотрим. А с высоты все совсем другое. Такие смешные студенты. И так вокруг просторно, уютно. Почему я раньше этого не замечал? Я ненавидел это место. Поднимаюсь на второй этаж, третий, четвертый. Вот и первое знакомое лицо. Чтобы найти нужный кабинет, надо посмотреть в расписании. Проникаю сквозь чью-то голову, читаю. «Почему стекло такое влажное?», – говорит тот, в чьей башке я нахожусь. Если бы ты знал, дружок, что сейчас происходит в параллельном мире! Если бы я знал! Я же был конченным материалистом, не верил ни в духов, ни в какую-то другую фантастику. Хотя, может, это не фантастика, а просто высшая наука, до которой еще не дошел примитивный человеческий мозг. Если останусь Здесь надолго, посмотрю, что будет дальше.
Кабинет. Идет лекция. Раздается скрип. Это приоткрылась дверь, но никто не вошел. Никто из живых. Кто-то на задней парте «оригинально» пошутил: привидение, мол. Какой ты шутник, однако! Да я же тебя знаю. Это же моя группа. И препод мой. Интересно, знают или еще не знают. Судя по тому, как ржут эти двое за третьей партой, не знают. Народ, я умер! Слышите меня? Конечно, нет. Как не замечали при жизни, так и теперь. Никто даже не расстроится.
Жду, что будет дальше. Смотрю на их лица. С кем-то я хорошо общался. Кто-то мне просто нравился. Кого-то ненавидел, кого-то не замечал. А теперь они все такие одинаковые, такие…живые. Я не слышу их голосов. Не слышу, что говорит преподаватель. Гнусный тип. Судя по лицам одногруппников, не я один так думаю. Его практически никто не слушает. Что же дальше? В аудитории оживление. Перемена. Половина группы срывается с мест, но через несколько секунд все возвращаются обратно. Входит еще один преподаватель. Вот, эту женщину я всегда уважал. Недаром именно она будет провозвестником моей смерти. На лице – скорбь. Спасибо, очень приятно. Блять, неужели в загробном мире удовольствие может доставлять только реакция других людей на свою смерть?! Ну, понеслась.
«Мне тяжело это говорить…», «трагически погиб», «мы все его любили…», «попал под машину…», «похороны в среду».
Вот так. Теперь я как Гуф. Ой, что это? Не надо плакать. Что это с вами? Эту картину невозможно передать словами. Сначала воцарилась полнейшая тишина. Половина группы сидела с разинутыми ртами. Прямо зал восковых фигур. Затем – одна пустилась в слезы, другая, третья. Пацаны держатся. Четвертая. Бог с вами, я же вам не брат и не друг. Наверное, когда видишь одно лицо три года подряд, этого достаточно, чтобы вызвать подобные чувства. Какой-то рефлекс, уловка подсознания. Одна даже не выдержала, выбежала из кабинета. Может, я вызывал у нее какие-то особенные чувства? Интересные подробности выясняются. Ну, хватит, хватит. Не могу больше на это смотреть.
Хочу в другое место. Хочу к Ней.
Привет. Давно не виделись. Как дела? Глупый вопрос из земной жизни. Хорошо, что ты меня не слышишь. Ты все так же прекрасна. Представляешь, я умер. Я не хотел, как-то само получилось. Ты сидишь за компьютерным столом. Спиной ко мне. Руки сомкнуты. Как у Цветаевой: «Я уронила на руки жаркий лоб». Ты дрожишь. Значит, уже знаешь. Прости. Прости, что делаю тебе больно своей смертью. На тебе – майка с открытыми плечами. На них еле падает рассеянный свет от лампы. Так хочется прикоснуться к твоей коже. Я чувствую ее запах. Ты передернулась. Значит, что-то почувствовала. Нет, это просто холод. Прикрой форточку. Ты оборачиваешься, ловишь взглядом пустоту. Я ловлю твои глаза. Дорогая. Твои глаза такие красные. Я не стою этих слез, честно. Я бы отдал свое бессмертие и свою память ради того, чтобы обнять тебя, ощутить телесно в последний раз. У нас все было. Довольно давно, но ты остаешься самым дорогим для меня человеком. Ты дрожишь все сильнее, зачем-то заходишь на мою страничку «ВКонтакте», бессмысленно пялишься на фотографию. Да, теперь я навсегда останусь таким. Запомни меня. И удачи тебе в будущее жизни. Очень скоро ты напьешься, а значит, покончишь с собой на одну ночь. Так вот, я хочу, чтобы ты проснулась потом и забыла весь этот кошмар, и начала жить заново. Только не мучай себя понапрасну.
Ты, конечно, ничего не слышишь. Я проговариваю эти слова в пустоту. Но вот ты оборачиваешься и глядишь прямо в мою сторону. Ты сидишь неподвижно, так, что я могу хорошо разглядеть твое лицо. Оно совсем не изменилось. Именно такой я тебя помню. Подбородок, щеки, нос, губы, лоб, глаза… Глаза! Меня будто кипятком ошпарило. Газовое облако получило нехилый разряд электричества. Эти глаза – они не просто сводят с ума своей красотой, они о чем-то хотят сказать. Ну точно, я вспоминаю, где я их видел. Это были они, там, на остановке. У той кривой старухи были твои глаза. Тот же цвет, тот же разрез, те же тени и блики. Правда, сейчас, они больше блестят от алкоголя и настольной лампы, но я уверен в своей правоте. «Все это вранье: череп, скелет, коса. Смерть придет, у нее будут твои глаза».
Провидение переносит меня на последний уровень. Снег, пустырь, мусор. Что это? Я не сразу нахожу людей. Мне приходится покружить по воздуху, чтобы определиться. Теперь я понял. Это кладбище. Кресты, кресты, памятники. Только бы родственники не связали этот процесс с религией. Бога нет. Уж теперь я могу с точностью это сказать. Прекрасно. Мама нашла мою записку в компьютере. Что-то вроде завещания. Я написал ее года два назад, обозначил свои принципы, желания на случай, если умру. Пригодилось. Очень хорошо. Это просто проводы. Они провожают меня в последний путь. Гроб. Земля. Серый снег, похожий на пепел. Ну почему так тоскливо? Все в черном. Ее, конечно, нет. Она бы не успела. Здесь много людей. Даже слишком много. Кто-то остался пить на районе. Бывшие одноклассники, знакомые, друзья друзей. Спасибо вам. Скоро все кончится. Я чувствую, как туман расслаивается на части, отрывает от себя тонкие перистые кусочки. Мне осталось недолго. Что будет потом? Я не знаю. Я начинаю судорожно перебирать воспоминания, смотреть то на одного, то на другого в толпе. Надо было кремировать. Но теперь это неважно. Важна эта мысль, этот поток сознания, который не должен прекращаться. Если я замолчу, то все кончится.
Говорить, говорить, говорить. Я так мало разговаривал при жизни. Больше видений, я хочу еще! Вот снова моя квартира. Но теперь не я по ней передвигаюсь, а она сама как наваждение врезается в мое сознание. Это картинка вне времени и пространства. Если бы я мог записывать на видео то, что вижу, то получился бы неплохой фильм. Может быть, великие режиссеры нашли лазейку и создавали свои киноленты именно таким образом? Дом. Пустой дом. Здесь никого нет. Посижу на дорожку. Открыты ящики. Кто-то перебирал вещи в моей комнате. Интересно, где сейчас мой мобильник? Следующий дубль. Это Она в кругу друзей. Слава богу, ты веселишься. Нет, ты уставилась глазами в одну точку. Друзья теребят тебя, говорят что-то, но их голоса расплываются, подобно колокольному звону. Что ж, по крайней мере, не плачешь. Думаешь, это что-то значило, когда я видел твои глаза перед смертью? Мне могло показаться, ведь я в тот момент думал о тебе. Если это была галлюцинация, то почему я увидел старуху с твоими глазами, а не тебя целиком? Я ничего не понимаю в этих загробных намеках. Мне бы хотелось оставить тебе весточку Отсюда, какое-то послание. Но если бы это было возможно, человечество жило бы в вечном беспокойстве. Так проще. Мы находимся по разные стороны волшебного зеркала, как в криминальных фильмах. Я вижу тебя, но ты не видишь ничего кроме толщи воздуха. Я бы хотел быть с тобой таким образом всегда. Преследовать тебя, наблюдать, как ты спишь, моешься в душе, завтракаешь, занимаешься сексом с другими мужчинами. А что еще Здесь делать, если не наблюдать. Бесконечное кино жизни. Оно доступно только тем, кто находится за белой простыней. Альмодовар, я раскусил тебя!
Туман почти рассеялся. Я чувствую пустоту. Пустота рвет меня. Меня рвет пустотой. Иногда так себя ощущаешь даже при жизни. Но сейчас это совсем другое. Здесь все происходит буквально. Неужели я снова умру? Это нечестно. Для чего все это? Глаза, я ищу твои глаза, чтобы зацепиться за них в последний раз. Все будет хорошо. Я просто трансформируюсь во что-то более вещественное. Так мне кажется. Кто-нибудь, объясните мне, что происходит! Я готов поверить в бога, лишь бы не оставаться одному. Смерть. Жизнь. Все впустую. Нет. Все ради Нее. Прощай, мир. Прости, мама. Я готов. Я смотрю в глаза смерти.
…
Я умер. Блять, я умер?! Как это могло произойти? Нужно привести мысли в порядок. Я должен что-то вспомнить. Что-то очень важное. Если я умер, то где я и кто я? Почему Здесь так влажно? Вода… Очень шумно. Нет никакого «меня», есть лишь мысль, которая льется неизвестно куда и неизвестно откуда. Есть лишь память. Память это и есть вода. Я – вода. Стоп! Я вспомнил. Я все вспомнил. Значит, это второй круг. Сколько их будет? Неважно. Важно то, что я существую. И я знаю, что должен делать.