Он слишком гордым был, чтоб умирать,
А умер он, слепой, совсем разбитый…
Как? Никому на свете не понять!

Отважной гордостью наквозь пропитан,
Холодный, но и добрый человек,
В тот самый тёмный день в году. И спит он

Сном лёгким за последним тем Холмом,
Через который перешёл, когда-то.
Под волнами травы да будет он –

Не меж камней затерянных и голых –
Но юн, и как при жизни был, влюблён:
Пух над стадами тополей весёлых,

А с ним – всё то, чего хотел бы он.
Пускай во тьме он не найдёт покоя.
И соком смерти не благословлён –

Но взыскан Тем, Кто посадил с собою
Его. В измятой комнате тогда
Молился я, сев на его слепое

Разболтанное ложе. И вода
Всех смертных рек, кружась в ладони этой
Тут, в доме онемела… А когда

Пал полдень, тьму не отделив от света,
Я корни моря, сквозь его глаза
Отцветшие, увидел и дыханью,

Сочившемуся из него, сказал:
«Иди спокойно на свою Голгофу!»
Покой. И прах. И добрая земля….

— Дилан Томас.