Нет…Жизни нет…Там существует лишь иллюзия…
Она жила, радовалась, надеялась…Пока не поняла…Пока не поняла, что она - всего лишь героиня книжки. У неё нет своей жизни. Она придумана, и вся жизнь её…Придумана и продумана автором…Она просто обречена делать только то, что ей продиктовано автором этой книги, взявшего на себя великую роль вершить судьбы… Но почему? Почему один человек вправе управлять ими? Она бегала по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Да, она пыталась противостоять этому миру, противостоять своей судьбе. Ей не хотелось верить в то, что её жизнь уже написана. Вся её жизнь. Расписана на листах бумаги до мельчайших подробностей. Она просто не может думать. Не может что либо делать. Не может ошибаться и даже не может умереть, если это не предусмотрено в плане предприимчивого автора.
Она вроде как свободна, но… На самом деле она навсегда обречена вести жизнь, опутанную паутиной продуманности и предусмотрительности. Нет…она больше так не может…Она хочет заплакать, но не может… Автор рисует ей улыбку. Улыбку, прожигающую душу и впивающуюся в мятежное сердце, готовое разорваться на части от всепоглощающей грусти.
Зеркало…Оно не может показать ей душу. Она хочет видеть себя, свои глаза, наполненные алым вином кровавой печали, свои тонкие губы, искажённые в немом крике непреодолимого отчаянья, свои безвольно опущенные руки и непонятную, тёмную, мешковатую одежду. Она хочет увидеть… Но нет… Даже зеркало подчиняется воле автора в этом бессмысленном безумном мире. Она хочет разбить проклятое стекло, не способное отразить действительность… Топтаться по осколкам и чувствовать боль от множества кровоточащих порезов, исполосавших босые ступни её тонких длинных ног. Хочет, но не может.
Она кидается к нему, но её отбрасывает неведомая сила. Сила желания автора. Она замирает, словно превращённая волею автора в недвижимую глыбу льда. Она ничего не может поделать…Ей позволено лишь наблюдать. Наблюдать за тем, как автор привязывает радость к её душе, полной мятежной грусти. Как толстыми нитками пришивает улыбку к её губам, как огромными ножницами кромсает её душу, пытаясь её сделать всё более похожей на стреднестатистическую милую девочку.Как рисует розовые сердечки на её одежде. Сердечки, которые, словно раскалённое железо, выжигают её индивидуальность и её сознание, рвут на части её мысли и её чувства. Как через капельницу вгоняет в её вены слащавый до приторности раствор розового притворства. А потом, словно надоевшую куклу, кидает на пол и зашвыривает в угол. Но даже привычная глазу темнота привращена здесь в разноцветные цветочки приторного лицемерия. Она хочет закричать от отчаянья, но вместо болезненного крика слышит лишь своё слащавое хихиканье.
Она не хочет. Нет. Не хочет. Не хочет так жить. Но однако она вынуждена лишь ждать. Ждать, когда автор вновь заберёт её из противоречиво разноцветной темноты и зашвырнёт в ярко-розовую коробку маленького мирка, играющего в его рассказе роль Вселенной.
