Снова тупишь, вырабатывая нервный рефлекс.
Снова глумишься – тебе своя глупость кажется смешной.
Снова пытаешься роль дурака разделить на двоих.
Но на меня приходится лишь только диалог немой.
Черный кофе для тебя приятнее, чем женщины.
От него не появляются в голове ноющие трещины.
Дыханье сигаретное травмирует воздуха нервы,
Но всё в мире тленно и кислород у тебя не первый.
Плывём по сутулым улицам, стреляя случайные души,
Но только взглядом нехорошим.
А тебе почему-то улыбаться хочется,
видя в глазах у людей одиночество.
Наверно виновато не воспитание моральное.
Родители тебя наизнанку вывернули.
Не виновато происхождение провинциальное.
Ты ходишь на руках и без ботинок, на пол скинутых.
Любуешься ненавистью озлобленных картинок.
Ну, тех, что в жены не берут, а только гуляют с ними.
Ты постоянный гость ночных вечеринок.
Ну, тех, куда пускают лишь с обрезанными крыльями.
Мне чувствуется, что тебе страдания не в наказание.
Ты с ними живешь и без них задохнулся бы.
Тебе тишина импонирует больше, чем прелестей сладких шептание.
На нежные милости, ну да, улыбнулся ты.
Сказать, что ты зверь, погруженный в молчание?
Нет, я не могу, слишком дорого стоил бы.
Черновой вариант своих детских фантазий
Ты теперь переписываешь, только б не промахнулся.
Череда самоистязаний по нервным волокнам.
Уже не удивляюсь, может яд уничтожат.
А нелепые люди сквозь призму убогие
Своими глупыми баснями покой твой тревожат.
Становится жалко тобой вновь растраченное время.
Оно сквозь пальцы ускользает, а ты ухмыляешься и смотришь.
Наоборот, ты не желаешь делать исключение.
И судорожно обнимаешь
в минуты следующие тобою уничтоженное.
Но как же горько ты рыдаешь над потерями…
И те обрезанные крылья, что закрытые тобой в шкафу, на полке
Напоминают о разорванном на части стремени,
Когда ты с легкостью мог оседлать «своё ничтожно».
Понять бы ту символику, что прыгает дождем на землю с неба
И где та очередь за счастьем, о которой все вокруг поют?
Ты растолкал бы всех, но, к сожалению, кредит на крылья новые
там даже ангелам повторно не дают.