Анатолий Соколков:
— Помните ли вы прижизненный день рождения Виктора?
— Летом 1987 года, его 25-летие. Мы пришли сюда, в кочегарку, получили деньги и купили несколько ящиков приличного вина. Потом поехали на квартиру. Башлачев, кстати, присутствовал. Помню смешной момент: народ кругом уже пляшет, все «хорошие». А Цой подходит ко мне и хитро так говорит: «Я думал, что я самый пьяный, а ты еще хуже!» Когда бойцы попадали и разъехались, Витька с Марьяной и я с женой принялись будить прикорнувшего на стульчике Башлачева. Переложили его на кровать. А из упавшей сумки вывалились две бутылки вина. Он про них забыл в процессе дня рождения. Все долго смеялись, похмелились.
— Его легко было раскритиковать?
— Цой слушал чужое мнение, но в итоге выдавал тако-о-о-е… Как-то в мае пошли гулять по Петроградской. Он все раздумывал, что бы еще написать. Я попросил: напиши регги! Проходит несколько дней, он приносит «регги» — «Стой, опасная зона…».
— В жизни Цоя было много мистики. Вы ее замечали?
— Он говорил про себя: «Я загадочный восточный мужчина». Песня «Камчатка» была написана гораздо раньше, чем Цой сюда попал. Писал он чисто фонетический текст, слово понравилось. Когда он устроился работать, все сошлось воедино.
— Как вы думаете, свою смерть он предвидел?
— Если человек талантливый, у него есть предвосхищение будущего. Какие-то вещи он знал заранее, задолго до того, как они случались.