…Утро накрыло окна ярко-красной шалью, и, с привычной солнечному июню безмятежной улыбкой, спустилось на сонную землю. Как всегда быстрыми, отточенными движениями действовало оно, разжигая костер где-то на далеком горизонте. Задымленное тучами небо прояснялось и прояснялось, пока не открылась глубокая голубизна детских глаз. Их отражение показывалось в коротких вспышках на волнах, но лишь на какие-то мгновения. Солнце выводило свои тихие мотивы, старые, как сама жизнь, и такие же прекрасные.
Утро рассказало бы, откуда оно пришло, и куда уходит, стоит вечерней дремоте подступить к домам. Поведало бы маленькие тайны, почти незаметные, но, безусловно, важные, ведь именно из этих тонкостей состоит все, к чему мы привыкли. Прошептало бы, с чего все начиналось, и какие диковинные вещи происходили тут, втайне от чужих глаз и, пусть и горячих, но немых сердец. Рассказало бы, но сейчас, как и всегда - каждый день, каждый месяц, на протяжении долгих веков - здесь пустынно. Здесь – в этом мире. Так думало утро, заводя тяжелые часы, и находило подтверждение тому, окинув взглядом все вокруг себя.
Часы начинают гулко тикать, приводя в движение механизм времени, заставляя его бежать. Тик-так, тик-так – как громкие шлепки босыми ногами об теплый асфальт.
Бежит. Красивые темно-серые глаза смеются, отражая облака, на которые смотрит. Еще бы не смеяться – раз тебе дано больше, чем дано любому ученому, знающему все на свете, но не знающего главного. Еще бы не смеяться – раз ты один из миллионов по-настоящему счастлив.
Детская фигура резко останавливается прямо у обрыва, и в небо мчится темное облачко пыли, и мчится пара камешков вниз. Ступни трутся об землю, и кажется, что еще немного, и из-под горячей кожи вырвется пламя. Мальчик становится на цыпочки, широко расставляя руки, словно птица, собирающаяся взмыть в воздух. И его маленькое сердце начинает трепетать, как если бы оно было отдельно от тела, голым, подставленным размашистым, резковатым движениям ветра, его строгому прохладному дыханью.
Это был самый замечательный мальчик из всех существующих. Идя по тяжелой смене лет, он не мог говорить спокойные раздумчивые слова о том, что такое жизнь, и как все в этом мире устроено, а его глаза были полны расплавленного серого железа. Весна оставила свой неизгладимый след, и в одно утро, по правде – в утро его рождения, этому ребенку суждено было стать особенным…