Кэти Флинн, пожилая торговка воспоминаниями, обходительна и картава. Ее лавочка от меня через три квартала, до ремонта велосипедов и там направо. Свой товар Кэти держит в высоких железных банках и называет его "отрава". Моя мать ходила к ней по субботам за пыльной баечкой об отце или о моем непутевом братце, О своих семнадцати и влюбленном канадце, полковнике авиации, Или том, что мне десять, я научился свистеть и драться И стреляю водой из шприца в каждого несчастного домочадца Когда я был остряк и плут, кучерявый отличник, призер ежегодных гонок, Я смеялся над Кэти Флинн, хотя хлеб ее, в общем, горек. А сегодня мне сорок семь, я вдовец, профессор и алкоголик. Все воспоминанья - сухая смесь, растираешь пальцами, погружаешь лицо в ладони, И на сорок минут ты в той самой рубашке, и тем июлем, на том же склоне, С девушкой в цветном балахоне, маленькие колени, - Только на общем плане. Моя радость смеялась, будто была за смертью и никогда ее не боялась. Словно где-то над жизнью лестница, что выводит на верхний ярус. Кэти Флинн говорит: "Сэг', вы доведете себя до пг'иступа", и я вдруг ощущаю старость. И ухмыляюсь.

Вера Полозкова