Знакомьтесь! Три молодые поэтессы Москвы. Их слово пробирается к читателю через Интернет: написано, вывешено на персональной страничке и тут же прочитано. Да и сами стихи очень похожи на пост в LiveJournal. Приметы времени. О новых литературных знаменитостях рассказывает поэтесса и наш давний автор Вера Полозкова.
Линор Горалик, 32.
Линор утверждает, что творчество в её случае – форма хронического невроза: находиться в состоянии покоя она не умеет, ей постоянно нужно делать что-то, скажем, писать тексты. Мы познакомились, когда мне было семнадцать, ей двадцать девять, я выпросила у журнала разворот про неё и пришла брать интервью. Интервью, к слову, она даёт очень нечасто и вообще публичности опасается, зато, если наблюдать её близко, захватывает это невероятно. Она очень красивая, это правда, плюс фантастическое искусство возвратной реплики и самоиронии.
Утверждает, что большую часть текстов не дописывает или уничтожает, однажды написала роман, прочитала его, подумала и сознательно отказалась издавать. Особенно много ею написано о детях и от лица детей.
Линор родилась в 1975 году в Днепропетровске, в четырнадцать лет уехала в Израиль и прожила там чуть больше 10 лет. В конце девяностых стала известна в Рунете как публицист и поэт, в начале двухтысячных переехала в Москву. С тех пор выступила соавтором романов «Нет» и «Половина неба», издала сборник короткой прозы «Недетская еда», монографию «Полая женщина: мир Барби изнутри и снаружи», сборники стихов «Неместные» и «Подсекай, Петруша», сказку «Мартин не плачет» и серию комиксов «Заяц ПЦ». В 2003 году получила премию «Триумф». А сейчас трудится в предпринимательской и журналистской сферах.
***
Камень удерживает бумагу,
Ножницы вырезают из неё подпись и печать.
Осталось совсем чуть-чуть.
***
Камень думает: «Ну какой из меня медбрат?
Надо было поступать на мехмат.
Вот опять меня начинает тошнить и качать.
С этим делом пора кончать».
***
Ножницы думают: «Господи, как я курить хочу!
Зашивать оставлю другому врачу.
Вот же бабы – ложатся под любую печать,
Как будто не им потом отвечать».
Бумага думает, что осталось совсем чуть-чуть,
И старается
Не кричать.
Аня Ривелотэ, 35.
С Аней мы познакомились на поэтическом слэме в клубе «Билингва». Это женщина-стебель, тонкая, узкая, восточная, с аристократической осанкой. Она вышла читать, в чёрном платье, в шляпке, сразу абсолютный Серебряный век почудился. Аня относится к тому типу женщин, которые голодать будут, а смотреться будут королевами. Так почти и было на момент нашего знакомства.
У Ани со словом магические отношения: кажется, она должна, как прорицатели, погружаться в некоторое экстатическое состояние и оттуда ретранслировать всё то, что потом делается её прозой и стихами. Анины тексты – сложная разновидность колдовства: это заговоры, мантры, заклинания. Кажется, таким языком, таким стилем уже никто не пользуется в наше время, с помощью Ани предыдущие века разговаривают.
Аня окончила Новосибирский государственный педагогический университет, факультет иностранных языков. В 2007 году получила премию Паркера в номинации «Литература». Сейчас её основная работа – написание сценариев для телесериалов.
***
«Ну что же мне делать с тобой таким? Объявить джихад одному неверному? Вывернуться наружу кавернами, рубцами белёсыми: смотри, дорогой, вот так бывает, когда ты с другой, похоже, будто прижгли папиросами или вытравили кислотой. Но всё некрасивое между нами по умолчанию запрещено – складывай белоснежные оригами, носи тончайшие кимоно, веди себя, как подобает принцессам, а свои воспалительные процессы оставь докторам – пусть они решают; впрочем, пожалуй, тебя украшает вон тот перламутровый шрам».
***
Ривелотэ – это эльфийское имя. Дебютная Анина книжка называется «Река Найкеле». Найкеле, в свою очередь, эльфийская река страдания. Все тексты Ани Ривелотэ предельно автобиографичны и именно этим шокируют; ей тридцать пять всего, а пережить уже пришлось столько, что кажется – не пиши она, её разъест, как кислотой. Кто-то должен это прочитать и узнать, для чего-то нужно было всё это преодолеть: скитания, смерти любимых, измены, унижения, болезни.
***
«Послушай: шаги мои странно, и гулко, и остро звучат в глубине переулка, от стен отражаясь болезненным эхом, серебряным смехом. Качаясь на пьяных своих каблучках, куда я такая? Не знаю, не знаю, мой голод, мой страх. Как ангел барочный, наивной любовью моей позолочен, убийственный мой. Однажды тебе станет жаль этой ночи, всех этих ночей не со мной. Послушай: шаги мои дальше и тише, и глуше, сырой акварелью, размытою тушью становится мой силуэт. Я таю, и воздух меня растворяет, и вот меня нет. Есть город, деревья, дома и витрины, и странные надписи на осетринном, фигурная скобка моста. И до отупенья, кругами, часами, вот женщина с тёмными волосами, догнал, обернулась, простите. Не та. Не знаешь, теряешь, по капле теряешь, по капле, как кровь. Не чувствуешь, я из тебя вытекаю, не видишь, не спросишь, куда я такая, и сколько шагов моих гулких и острых до точки, где мир превращается в остров, не обитаемый мной – огромный, прекрасный, волшебный, холодный, ненужный, пустой».
Юля Идлис, 27.
Юля рыжая, огненно-рыжая, как лисица; когда я её впервые увидела, она читала что-то со сцены: у неё были длинные волосы, и они в свете софитов были как пламя. Она читала что-то очень провоцирующее, сквозь ухмылочку. Теперь у неё сдержанная короткая стрижка и совсем другие стихи.
Юля Идлис окончила филфак МГУ, стала кандидатом филологических наук. Лауреат литературной премии «Антоновские яблоки», в 2002 году вошла в short-лист премии «Дебют» в номинации «Поэзия», а в 2004-м стала лауреатом «Дебюта» в номинации «Литературная критика и эссеистика». Выпустила два сборника стихов: «Сказки для…» и «Воздух, вода». Сейчас работает редактором отдела культуры еженедельника «Русский репортёр».
***
Запирает грудь на четыре замка
И садится писать письмо
Мол, какая там благодать
Здесь бы руку подать, когда он того, тонуть,
Ну и вытащить без труда
Словно рыбу об лёд отряхнуть
С головы до ног
Словно не было здесь никакой воды
Да, любимый мой.
***
А была лишь в груди болело губа
Закушена добела
Как тащить его из пруда
И потом отворачивать от трясин,
Да и Бог бы с ним
Это морок, плюнь, нехороший сон
Поторапливайся отсель
Благодать за пазуху, как ломоть
Да, любимый мой.
***
Он потом одесную и всё такое,
А тут гонять языком обол
Как облатку и боль глотать
Благодать, мол, будет – какая тут
Благодать
Здесь вода вокруг нерасплаканная
Из рук
И письмо размокает буквами
Да и было б чего видать
Обернуть на базаре рыбу
Чтоб не стыдно в богатый дом
И собаки за ним гурьбой
Да, любимый мой.
Юля каждый стишок у себя в журнале прячет под кат и пишет «неловко». Когда-то обмолвилась, что ей не очень нравится то, что она пишет, и что последний свой хороший стих написала года четыре назад. У меня с её стихами всё наоборот – то, чем она когда-то прославилась, я читать не могу совсем, а последние стихи люблю и понимаю. Что-то появилось в них такое осязаемое, что, кажется, прочитаешь вслух – и всё так и окажется.
***
На окне занавесок нет
Так и не собрались повесить
Поэтому рассветает прямо в лицо,
Как у следователя в кабинете
Или в висок, если лежать на спине
***
Она начинает день, то есть выходит
Под душ
Выносит из дома мысли о дедушке,
Одиночестве и работе
Машина скрипит колёсами
По невыспавшемуся льду
Окаменевающему к субботе
Юля очень востребованный журналист и критик; на публике читает всё реже, хотя на сцене выглядит завораживающе.
Какое-то время назад её упоминали как одну из главных молодых поэтесс России, а теперь Юля взрослеет и, по-видимому, глобально пересматривает свои взгляды на творчество.