у меня до сих пор кожа прошлогодним инеем выжжена
и кислород перекрывает зима,
когда ты приходишь и обнимаешь меня сзади
обжигая каждую клеточку и вдыхая в шею запах табака
я растекаюсь как мед по стенкам холодной стекляшки
как-то слишком до дна в тебя попала
и в глазах, в тебе самом потерялась
не могу не смотреть, как ты разворачиваешься и уходишь
так резко и больно уже несколько раз
я по тебе не курю, и даже почти не думаю днем
только губы не врут и не пробуют что-то чужое
я умирала несколько недель, молчала, дышала
в темной комнате одна где блики от фар мимо машин проезжающих
рисуют тебя со мной/без меня
и я улетела, рассыпалась.
солнечным утром/хотя время суток можешь выбрать по вкусу сам/
я приду с распущенными волосами и в синем платье
побежденной/проигравшей – знаешь, это уже абсолютно не важно
а город твой, который рядом живет и дышит
простужен, разорван на проезжие части,
но ты ходишь пешком, ты ищешь печальным зеленым взглядом
остров свободы, спрятанный в чьем-то кармане
а наша с тобой война, я верю, не закончится никогда
я стойкий воин и трещинки на губах от холода
горячим воском заклеены – больше не разорвать, даже можешь не пробовать
ты же знаешь меня с прошлого тысячелетия
я никогда не смогу уйти сама
свой роман не завершу ни многоточием, ни точкой
вопросительным знаком может быть, если только окончательно не сойду с ума
а небо мне третий год пытается сказать,
что мне не сейчас надо существовать,
а где-то так в веке семнадцатом а может и раньше
жить в Париже, а может каком-нибудь городе Англии
совсем не знать тебя, слушать и вдыхать чужие слова
только я – сейчас, а ты где-то тоже дышишь рядом
я знаю, что мы с тобой еще будем
вместе целовать небо глазами.

(с)