Пока она шьет, посмотрим на нее ближе -- вовнутрь. В ней две девушки,
две Ассоль, перемешанных в замечательной прекрасной неправильности. Одна
была дочь матроса, ремесленника, мастерившая игрушки, другая -- живое
стихотворение, со всеми чудесами его созвучий и образов, с тайной соседства
слов, во всей взаимности их теней и света, падающих от одного на другое. Она
знала жизнь в пределах, поставленных ее опыту, но сверх общих явлений видела
отраженный смысл иного порядка. Так, всматриваясь в предметы, мы замечаем в
них нечто не линейно, но впечатлением -- определенно человеческое, и -- так
же, как человеческое -- различное. Нечто подобное тому, что (если удалось)
сказали мы этим примером, видела она еще сверх видимого. Без этих тихих
завоеваний все просто понятное было чуждо ее душе. Она умела и любила
читать, но и в книге читала преимущественно между строк, как жила.
Бессознательно, путем своеобразного вдохновения она делала на каждом шагу
множество эфирнотонких открытий, невыразимых, но важных, как чистота и
тепло. Иногда -- и это продолжалось ряд дней -- она даже перерождалась;
физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и
все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в
образе повседневности. Не раз, волнуясь и робея, она уходила ночью на
морской берег, где, выждав рассвет, совершенно серьезно высматривала корабль
с Алыми Парусами. Эти минуты были для нее счастьем; нам трудно так уйти в
сказку, ей было бы не менее трудно выйти из ее власти и обаяния.

Александр Грин. Алые паруса.