Москва. Казанский вокзал. Отсюда минчанам предстояло удивительное путешествие на Восток — страну неописуемых красот и легенд. Соседями по купе оказались молоденькая русская девчушка и женщина-узбечка с небольшим багажом. В дороге знакомятся быстро. Пили зеленый чай — угощала и расхваливала питье узбечка, работающая контролером в женской исправительно-трудовой колонии под Ташкентом, рассказывала разные житейские истории. "— Гульнару осудили на 15 лет, и она мужественно и молчаливо переносила все тяготы тюремной жизни. Кроткая, добрая, чуткая — представить было даже трудно, что эта маленькая женщина совершила преступление, от которого содрогнулась вся приташкентская округа. Кстати, вы, говорите, из Минска? Так она — ваша землячка! Точно помню: дразнили ее «бульбашкой». Попала в наши края совсем молоденькой девчонкой, привез ее узбекский парень, служивший срочную в Белоруссии. Женой-красавицей Теймураз гордился. Родственники тоже приняли чужестранку. Пособили сообща дом отстроить. Вскоре ребеночек появился. И вся улица пришла поглазеть: белый или смуглый? Мальчишка уже крепко на ногах держался. Мать души в нем не чаяла. Теймураз же относился к сыну прохладно. — Не похож он на меня. Не мой! Нагуляла, сучка! Первая вспышка хоть и была словесной, но ранила сердце Гульнары, как окрестили на здешний манер славянку Галю. — Да о чем ты, Теймураз? Присмотрись к сыну — глаза твои, чуть-чуть раскосые. — Я и тебе раскосые сделаю. Обещание молодой муж тут же исполнил. Избил Гульнару хладнокровно и жестоко. Из дома выходить строго-настрого запретил: — Увидят соседи или пожалуешься кому — убью! И тебя, и твоего выродка. Гульнара стерпела. Лишь как-то пожаловалась на тяжкую долю свекрови: — Шибко бьет он меня. А я ведь второго ребеночка ношу под сердцем. — Побьет да перестанет. Это — Восток, ты лаской да любовью должна смягчить сердце мужа. По твоей вине оно стало жестоким! Я вырастила сына добрым и нежным. — Жаловаться бегала! — Теймураз влетел в комнату бешеным зверем. — Плохо тебе живется? Сейчас станет лучше! Гульнара не чувствовала ударов. Не кричала, не стонала. Только слезы текли по ее разбитому в кровь лицу. Больше недели Гульнара не могла твердо стать на ноги. Оклемалась. Не так сильно болела уже и выбитая челюсть. Только живот беспокоил — тянуло что-то, резало, кололо. "Это мучается от боли мой ребеночек". Гульнара переживала — и не напрасно — за благополучие человечка, который должен был появиться на свет. Должен был и не появился. Разбитый плод начал загнивать в утробе матери, и врачи чудом спасли саму Гульнару. Теймураз приутих. Через какое-то время Гульнара почувствовала, что внутри ее вновь подает признаки жизни новое существо. — Я беременна, Теймураз. И ты, пожалуйста, не бей меня, чтобы не повторилось прошлое. — Ладно, не буду. Ты мне еще девять сыновей родишь. — И доченьку, — прижалась к мужу Гульнара. Девяти богатырям не суждено было появиться на свет. Появилась доченька. Не на воле, не в родительском доме — в тюрьме. К тому времени Гульнара была уже осуждена за убийство. …Гульнара только-только пришла с базара, закупила фруктов и овощей. Она намеревалась отметить первую «круглую» дату сынишке — пятилетие. — Что? День рождения? — Теймураз аж побелел от злобы. — В честь белобрысого звереныша устраивать пиршество? Да никогда! Только через мой труп! Теймураз неистовствовал. Гуля поняла: будет бить. От греха подальше заперлась в комнате. Она не видела, что в этот момент открыл дверь сынишка. Не видела как в ярости Теймураз толкнул его с чудовищной силой. Мальчик отлетел и ударился о стенку, не успев издать не единого звука. По комнате только прокатился глухой удар. От него встрепенулась Гульнара, но не появилась из своего укрытия. Вышла лишь тогда, когда Теймураз замаячил по двору, завел «Жигули» и уехал. Сынишка неуклюже застыл на полу. Гульнара подумала, что набегался за день, устал и уснул. Наклонилась, чтобы взять на руки и отнести на кровать, и окаменела: из приоткрытого рта мальчика текла кровь. Тело было бездыханное. — Никому ни слова! — за спиной послышался ненавистный голос. — Врачам скажешь, что упал с лестницы, ушибся головой. Поняла? Нет, ты лучше молчи, с врачами говорить буду я. Мальчика похоронили. Гульнара стала собирать вещи. — Ты куда это? — Домой. Так жить я больше не могу. — Никуда не уедешь! Опозорить меня хочешь? Несколько дней Теймураз не выпускал Гульнару из дома, держал взаперти. — Успокоилась? Вот и хорошо. А теперь сходи на базар, закупи продуктов. Мне тридцать лет исполняется. Или забыла? Теймураз уехал созывать родню и друзей. Гульнара ушла на базар. Она уже знала, как отпраздновать юбилей отца и убийцы двух ее детей. Вечером сели пить чай. Вдвоем. — Человек пятьдесят будет. Мать поможет приготовить плов. — Не надо. Я все сделаю сама. У меня все приготовлено. Теймураза после чая разморило, он начал зевать. — Иди приляг, — Гульнара обняла мужа, провожая в спальню. Теймураз увлек ее за собой. — Подожди. Позже. Я еще на кухне похозяйничаю. Теймураз еще раз сладко зевнул, веки его слипались. Гульнара обрадовалась: значит, снотворное подействовало. В спальню она заглянула через час — полтора. Муж похрапывал. Потрогала — спит крепко. Дрожащими руками размотала веревку, одним концом продела под шею. Завязала. Скрутила руки и ноги. Муж спал почти до утра. Гульнара же не сомкнула глаз. У ног ее лежали охотничий нож-кинжал и топор. Ждала, когда кончится действие снотворного. Хотела, чтобы муж знал, за что умирает. Хотела излить все, что скопилось на душе. Временами только одолевал страх: вдруг, когда начнет убивать, не выдержат веревки и он вырвется? За себя Гульнара не боялась. Опасалась, что не сбудется месть. Пробудившись от сна, Теймураз не понял, что с ним. Руки, ноги затекли. В голове шумело. Он снова закрыл глаза, надеясь, что это — сон. — Открывай глаза и уши, муженек, — отрешенно проговорила Гульнара. — Сейчас ты умрешь. Лютой смертью. И пусть меня простит Бог или Аллах. Гульнара занесла кинжал над Теймуразом. Тот в страхе закрыл глаза. — Нет, смотри, смотри, как из тебя будет вытекать поганая кровь. Ведь тебе же не было страшно, когда кровь текла из меня, из убитого тобой сыночка. Острие кинжала вонзилось в живот. Теймураз вскрикнул. — Больно?! И нам было больно. Ты учил терпеть, никому не жаловаться. Вот и терпи, а пожаловаться тебе некому. Она била ножом в живот, грудь, руки. Комнату заполнили нечеловеческие крики. Гульнара била и била. Знала, что соседи, если даже и услышат, все равно не придут — здесь такие законы. Теймураз уже не кричал. Обрезав набрякшие кровью веревки, Гульнара начала расчленять тело. Те части, что не поддавались кинжалу, рубила топором… Кто-то вдруг постучал в дверь. На крыльце стояла свекровь. — Сын просил помочь приготовить плов, — вместо приветствия прошипела мать чудовища, с которым судьба свела белорусскую девчонку. — Не надо. Сама справлюсь. Приходите вечером. Все будет готово. Свекровь открыла рот, чтобы возразить. Перед самым носом хлопнула дверь, щелкнул засов. К назначенному времени стали собираться гости. Включили музыку. Свекровь придирчиво оценивала то, что приготовила невестка. По привычке шипела под нос, высказывала замечания, добавляла специи, но в целом осталась довольна - невестка освоила восточную кухню. — А где Теймураз? — спросил его старший брат. — Гости уже все собрались. Нехорошо заставлять ждать. — А он и просил, чтобы не ждали, без него за стол садились, — как можно спокойнее ответила невестка. — Ты что сумасшедшая? Или он умом поехал? — Умом он не поехал, предупредил просто, что таков сюрприз: он будет в разгар пиршества. Брат Теймураза недовольно сверкнул глазами. Отец, явно сдерживая разрывающие его эмоции, дал команду: - Гости дорогие! Всех просим к столу. Чем богаты, тем и рады. У именинника важные дела, он немножко задерживается. Произнесли первый тост, второй, третий… Хмельные гости нахваливали плов, а затем затребовали: давай именинника! — Гульнара! Где ты прячешь благоверного? — Он, наверное, в спальне закрылся. Шутку острослова встретили одобрительным смехом. И в этот момент на пороге зала появилась Гульнара. Родственники и гости смолкли, будто языки проглотили, изумленно тараща глаза на поднос, который держала перед собой Гульнара. — Вот ваш любимый сын и друг. Встречайте. Кто-то вскрикнул, кого-то стошнило. Зазвенела падающая посуда. Женщины завизжали. Мать Теймураза рухнула на пол. Замертво. Разрыв сердца. На подносе лежала… голова Теймураза. Волосы гладко и аккуратно зачесаны. — Съели вы своего именинника. Это все, что осталось, — Гульнара поставила поднос с головой мужа на праздничный стол, у места, оставленного специально для опаздывающего виновника торжества. — Убью! — мертвую тишину расколол крик отца Теймураза, бросившегося на невестку. Кто-то перехватил его руку с вилкой, занесенную над головой Гульнары-Гали. — Опомнись! Остынь! Гульнара рухнула, потеряв сознание, на пол…" — Возможно, — заключила свой жуткий рассказ попутчица из поезда Москва — Ташкент, — это и спасло ей жизнь. На суде она ничего не скрывала, чистосердечно созналась в содеянном. Вместе с мучителем-мужем, вернее, его останками, хоронили и мать. Отец тронулся умом.