Строки стынут кровоподтёками
На губах, что огнём иссушены.
Люди, пряча глаза за стёклами
Напряжённо меня не слушают.
Злое, честное безразличие –
На черта им мои истерики.
Им машину бы поприличнее
Без метафор и эзотерики.
Им, влюблённым в пельмени с кетчупом,
Что мои словеса воздушные?
Мне понятно – ведь это вечное
Ироничное добродушие!
Они дышат дымком и сплетнями,
В их бутылочках пиво пенится,
Что я им, семнадцатилетняя
Многоумная проповедница?
Они смотрят, слегка злорадствуя,
По-отцовски кривясь ухмылками:
«Подрасти сперва наша страстная,
Знай, и мы были очень пылкими!»
Я ломаю им представления –
Их дочки серолицые
Не над новым дрожат Пелевиным,
А флиртуют с ночной милицией.
Я же бьюсь, чтобы стали лучшими
Краски образов, чтоб – не блёклыми,
Я-то знаю, что ты меня слушаешь,
Флегматично бликуя стёклами.