"Давай вернемся к Жатве, к тому моменту, когда назвали имя твоей сестры, — предлагает Цезарь; его голос стал тише и серьезнее, — и ты объявила себя добровольцем. Ты не могла бы рассказать нам о ней? Нет. Ни за что. Только не вам. Но… может быть, Цинне. Мне кажется, я даже вижу сострадание на его лице."