— Что ты помнишь?
— Тебя, — тихо произносит Пит.
— Как ты копалась в наших мусорных баках под дождем.
Как я нарочно подпалил хлеб. Мама меня ударила и сказала, чтоб я вынес хлеб свинье, но вместо этого я отдал его тебе.
— Да. Все так и было, — говорю я.
— На следующий день, после школы, я хотела поблагодарить тебя.
Но не знала как.
— После уроков на школьном дворе я пытался поймать твой взгляд.
Но ты отвернулась. А потом… кажется, сорвала одуванчик.
Я киваю. Пит помнит.Я никогда никому об этом не рассказывала.
— Должно быть, я очень тебя любил.
— Да, — мой голос срывается, и я притворяюсь, будто кашляю.
— А ты любила меня?
Я опускаю глаза в кафельный пол.
— Весь Панем так говорит. Все это знают, потому Сноу и пытал тебя.
Чтобы доставить боль мне.
— Это не ответ, — произносит он.
— Когда я смотрю записи, не знаю, что и думать. Тогда, на первых Играх,
все выглядело так, будто ты хотела прикончить меня с помощью ос-убийц.
— Я хотела убить вас всех. Вы загнали меня на дерево.
— Потом эти поцелуи… С твоей стороны они смотрятся не очень-то искренними. Тебе нравилось целоваться со мной?
— Иногда, — признаюсь я.
— Ты знаешь, что за нами сейчас наблюдают?
— Знаю. А с Гейлом?
Во мне опять закипает злость. Терапия терапией, но я не собираюсь
обсуждать это перед посторонними.
— Тоже неплохо, — резко бросаю я.
— И нас это устраивало? Что ты целуешься с обоими?
— Нет. Вас это не устраивало. Только я у вас и не спрашивалась.
Пит испускает презрительный смешок.
— Ты, я смотрю, порядочная стерва!