Но — мне! — не нравится,
так поступать с тобой:
о, как ужасна жизнь мужского пола —
ты всё ещё, — а я уже живой,
ты всё как девочка, — а я уже тяжёлый
(неповторимый, ласковый, тупой,
бессмысленный, ореховый, сосновый),
самоуверенный, как завуч средней школы, —
нет, выпускник — лесной воскресной — школы,
её закончивший — с медалью золотой.
Любая женщина — как свежая могила:
из снов, из родственников,
сладкого, детей…
Прости её. Она тебя любила.
А ты кормил — здоровых лебедей.
Но детским призракам (я это точно знаю) —
не достучаться им —
до умного — меня…
А ты — их слышишь — тёплая, тупая,
непоправимая — как клумба, полынья.
Стихотворение — простое, как объятье —
гогочет, но не может говорить.
Но у мужчин — зато —
есть вечное занятье:
жён, как детей, — из мрака — выводить.
И каждый год — крикливым, птичьим торгом
я занимаюсь в их — живой — груди:
ту женщину,
наевшуюся тортом,
от мук, пожалуйста, — избавь и огради !
Все стихтворения —
как руки, как объятья.
(…от пуха, перьев их — прикрой меня — двумя !)
Да, у мужчин — другие есть занятья,
но нет других — стихотворений — у меня.
…Ты мне протягиваешь — руку наудачу,
а я тебе — дырявых лебедей.
Прости меня.
Я не пишу, я плачу —
над бедной–бедной — девочкой — моей…