Это была не влюбленность, не слепое обожание. Просто, однажды увидев тебя, услышав произнесенные тобой незначительные слова, я почувствовал, что ты необходима мне для того, чтобы я мог продолжаться. Не было любовной горячки — в одну секунду я понял, что существую только тогда, когда ты на меня смотришь, что, как только ты уходишь, я превращаюсь в бессмысленный туман. Теперь я знал, что моя жизнь не непрерывна, как мне казалось вначале, а состоит из коротких отрезков времени, разделенных провалами серой пустоты. Ты отдавала мне сначала час своего времени, на следующий день мне удавалось вырвать три. Словно наркоман я ежедневно пытался увеличить дозу твоего присутствия в моей жизни. Я дрожал от злости, глядя, как бездумно ты разбрасываешься своим временем, которое было для тебя обесцененным, а для меня — бесценным. С патологической завистью я считал каждую минуту, подаренную тобою твоим родителям, сестре, кошке — это было счастье, бездумно отобранное у меня.
Тебе, конечно, казалось, что ты по собственной воле уделяешь мне внимание, но я знал, что на самом деле я тебе нравлюсь. Нравиться тебе стало моим основным занятием, и это было очень непростое действие, требовавшее от меня умения ежесекундно чувствовать, чего ты хочешь, чтобы тут же выполнить твое желание, или действовать наперекор тебе, если это служило моей цели, помогало протянуть еще одну нить, связывающую нас. С самого начала я строго запретил себе повторять в разговорах с тобой что-либо из сказанного мною другим женщинам. Это была суеверная боязнь, что ты почувствуешь в моем голосе нотку нечестности, и искусно сотканные и протянутые между нами нити в один момент лопнут. Тогда моя цель снова станет иллюзией, я опять буду твердить: «Ты будешь принадлежать мне», не надеясь произнести: «Ты принадлежишь мне».
Со временем ты привыкла ко мне, потом привязалась. Чтобы убедиться в этом, я пожертвовал целым днем общения с тобой (безумная жертва, за которую я проклинал себя тогда сотни раз) и заметил, что тебе меня не хватало. Затем ты полюбила меня или решила, что полюбила. Именно тогда впервые появилось жуткое ощущение, затем уже не покидавшее меня: то же чувствуешь, входя в темную комнату, и, хотя ничего не можешь разглядеть, знаешь, что там кто-то есть. Я начал его поиски. К тому времени я ориентировался в распорядке твоего дня лучше, чем ты. Ему негде было спрятаться, его не было, но он был. Это пугало, раздражало меня, но главное — заставляло понимать, что раз есть он, полностью мне принадлежать ты не можешь. Наплевав на честность, я продолжил поиск среди твоих старых писем, фотографий, в обмолвках твоих подруг. Я нашел его. Я узнал, что он давно живет в другом городе, и на секунду это принесло мне облегчение. Но все-таки он есть, и его нельзя ни очернить, ни уничтожить, потому что для тебя это уже не реальный человек, а любимый образ. И единственным выходом для меня являлось стать тем, кому ты принадлежишь, стать им, забыв собственное достоинство, индивидуальность и имя.
Я принялся создавать льва по когтю. Писем и фотографий для меня было мало. Переборов боль, я сделал его одной из постоянных тем наших разговоров, заставив тебя первой заговорить о нем. Каждое твое слово служило штрихом моего нового лица. До безумия медлительно, чтобы не испугать тебя неожиданным узнаванием его во мне, я перенимал его жесты, повадки, манеры, характер, мысли, темперамент. Постепенно я перестал быть собой, но еще не стал им. Я уже мог стать им, но медлил с превращением, словно боясь новой души.
Я стал им. Я понял это по твоему прикосновению к моему плечу, по поцелую. Так ты никогда не целовала меня, только его. И еще я понял, что теперь все закончилось, потому что тому, кем я стал, ты не нужна.