Он улыбнулся мне ласково, - нет, гораздо больше, чем ласково. Такую улыбку, полную неиссякаемой ободряющей силы удаётся встретить четыре, ну- пять раз в жизни. Какое-то мгновение она, кажется, вбирает в себя всю полноту внешнего мира, потом, словно повинуясь неотвратимому выбору, сосредотачивается на вас. И вы чувствуете, что вас понимают ровно настолько, насколько вам угодно быть понятым, верят в вас в той мере, в какой вы в себя верите сами, и безусловно видят вас именно таким, каким вы больше всего хотели бы казаться.

Мне чудилось, что за надменной, скучающей миной скрывается что-то - ведь всё напускное чему-то служит прикрытием, и рано или поздно истина узнаётся.

Каждый человек склонен подозревать за собой хотя бы одну фундаментальную добродетель; я, например, считаю себя одним из немногих честных людей, которые мне известны.

…И тут дело было не в ней, а в огромной жизненной силе созданного им образа. Этот образ был лучше её, лучше всего на свете. Он творил его с подлинной страстью художника, всё время что-то к нему прибавляя, украшая его каждым ярким пёрышком, попадавшимся под руку. Никакая ощутимая, реальная прелесть не может сравниться с тем, что способен накопить человек в глубинах своей фантазии.

И во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается сызнова. Так много можно было прочесть книг, так много впитать животворных сил из напоенного свежестью воздуха.

- Мне тридцать лет, - сказал я. - Я пять лет как вышел из того возраста, когда можно лгать себе и называть это честностью.

Всегда очень тягостно новыми глазами увидеть то, с чем прежде успел так или иначе сжиться.Но я тяжёл на подъем и опутан множеством внутренних правил, которые служат тормозом для моих желаний.

Жизнь видишь лучше всего, когда наблюдаешь её из единственного окна.

Чутьё к основным нравственным ценностям отпущено природой не всем в одинаковой мере.

Некоторое время эти ночные грезы служили ему отдушиной, они исподволь внушали веру в нереальность реального, убеждали в том, что мир прочно и надёжно покоится на крылышках феи.

В его рассказе, даже в чудовищной сентиментальности всего этого, мелькало что-то неуловимо знакомое - обрывок ускользающего ритма, отдельные слова, которые я будто уже когда-то слышал. Раз у меня совсем было сложилась сама собой целая фраза, даже губы зашевелились, как у немого в попытке произнести какие-то внятные звуки. Но звуков не получалось, и то, что я уже почти припомнил, осталось забытым навсегда.

Важно быть человеку другом, пока он жив, а не тогда, когда он уже умер.

Никакие расовые или духовные различия между людьми не могут сравниться с той разницей, которая существует между больным человеком и здоровым.

Сочувствие к ближнему имеет пределы.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд - "Великий Гэтсби"