"… Ах, эта Лиззи-вертихвостка. Казалось бы, нет в ней ничего необычного. Едва ли не девочка, но в глазах разум женщины. Свежее, дурманящее тело, хорошенькая темная головка, в которой витают четко сформулированные мысли. Моя маленькая Элизабет всегда страстно хотела чего-то. То ли легкого поцелуя руки, то ли вульгарных пошлостей, сама она определиться никогда не могла, а все ее понятие о любви перечеркнуто парой тупоголовых избалованных юнцов, обращавшихся с ней, как с прислугой. В ее глазах всегда стояло недоверие ко всему, что я делаю. Возможно, в этом был виноват и я.
Только спустя много лет я понял, как смотрела на меня эта девочка, что она видела во мне. Как бы чертовски плохо я себя не вел, как бы не надирался в любимых кабаках, откуда за версту несет непробиваемым отчаянием, бедностью, дешевым алкоголем и не менее дешевыми шлюхами, моя милая Лиззи относилась ко мне как к рыцарю в доспехах, сильному и благородному. Она надеялась, что я спасу ее, вытяну из всепоглощающей темноты, в которую ее затягивало каждый день. Начитавшись тонких, изысканно рассказанных романов, она мечтала, что ее любовью на всю жизнь смогу стать я. Но я не сделал этого, я молчал, наблюдая, как ее взгляд становится все менее осмысленным, как блеск и сверкание всего ее существа меркнет и гаснет. Малышка Элизабет выросла в суховатую и циничную женщину, наше общение сошло на нет, а те премилые записки, что когда-то мы имели неосторожность писать друг другу, исчезли где-то в камодах самых разных квартир, где я останавливался не более, чем на месяц… "