Поезд останавливается на дозаправку, и нам с Питом разрешают прогуляться по свежему воздуху. Охранять нас уже незачем. Мы идем, взявшись за руки, вдоль линии. Молча. Теперь, когда за нами никто не наблюдает, я не знаю, о чем говорить. Пит останавливается, чтобы нарвать мне цветов. Я изо всех сил стараюсь сделать вид, что рада им. Пит не знает, что эти белые и розовые цветочки на самом деле стебли пониклого лука и напоминают мне, как мы с Гейлом собирали его в лесу.

Гейл. Внутри все холодеет при мысли о скорой встече с ним. Почему? Я не могу в этом толком разобраться, но у меня такое чувство, будто я обманываю кого-то, кто мне доверяет. Точнее, обманываю двоих. До сих пор это не слишком заботило: Игры отбирали все силы. Дома Игр не будет.

— Что-то не так? - спрашивает Пит.

— Нет, ничего.

Мы идем дальше, до конца поезда, туда, где вдоль линии растут только жиденькие кустики, в которых наверняка не спрятано никаких камер. Но слова не идут с языка.

Я вздрагиваю, когда Хеймитч кладет руку мне на спину. Даже здесь, в глуши, он старается говорить тихо:

— Вы славно поработали. Когда приедем, продолжайте в том же духе, пока не уберут камеры. Все будет в порядке.

Я смотрю ему вслед, избегая взгляда Пита.

— О чем это он? спрашивает он.

— У нас были проблемы. Капитолию не понравился наш трюк с ягодами, - выкладываю я.

— Что? Что ты имеешь в виду?

— Это посчитали слишком большим совеволием. Хеймитч подсказывал мне, как вести себя, чтобы не было хуже.

—Подсказывал? Почему только тебе?

— Он знал, что ты умный и сам во всем разберешься.

— Я даже не знал, что нужно было в чем-то разбираться. Если Хеймитч подсказывал тебе сейчас…значит, на арене тоже. Вы сним сговорились.

— Нет, что ты. Я не могда общаться с Хеймитчем на арене, - лепчу я.

— Ты знал, чего он от тебя ждет, верно? - Я молча кусаю губы. - Да? - Пит бросает мою руку, и я делаю шаг, словно потеряв равновесие. - Все было только ради игр. Все, что ты делала.

— Не все, - говорю я, крепок сжимая в руке букетик цветов.

— Не все? А сколько? Нет, неважно. Вопрос в том: останется ли что-то, когда мы вернемся домой?

— Я не знаю. Я совсем запуталасб, и чем ближе мы подъезжаем, тем хуже, - говорю я.

Пит ждет, что я скажу что-то еще, ждет объяснений, а у меня их нет.

— Ну когда разберешься, дай знать. - Его голос пронизан болью.

Сьюзен Коллинз. "Голодные игры". Глава 24.