Reaping Day.
Пора тащить жребий. Как обычно, Эффи взвизгивает: «Сначала дамы!» и семенит к девичьему шару. Глубоко опускает руку внутрь и вытаскивает листок. Толпа разом замирает. Пролети муха, ее бы услышали. От страха даже живот сводит, а в голове одна мысль крутится, как заведенная: только б не я, только б не меня!
Эффи возвращается к кафедре и, расправив листок, ясным голосом произносит имя. Это и вправду не я. Это – Примроуз Эвердин.
Это ошибка! Этого не может быть! Имя Прим – на одном листке из тысяч! Я даже за нее не волновалась. Разве я не обо всем позаботилась? Разве не я взяла эти чертовы тессеры, чтобы ей не пришлось рисковать? Один листок. Один листок из тысяч. Расклад – лучше не бывает. И всё, всё насмарку.
Как будто издалека до меня доносится ропот толпы – самая большая несправедливость, когда выпадает кто-то из младших . Потом я вижу Прим: бледная, с плотно сжатыми кулачками, она медленно, на негнущихся ногах бредет к сцене. Проходит мимо меня, и я замечаю, что ее блузка опять торчит сзади как утиный хвостик; и это приводит меня в чувство.
– Прим! – кричу я сдавленным голосом и наконец обретаю способность двигаться. Мне не нужно проталкиваться сквозь толпу, она сама расступается передо мной, образуя живой коридор к сцене. Я догоняю Прим у самых ступеней и отталкиваю назад. – Есть доброволец! – выпаливаю я. – Я хочу участвовать в Играх .
Сзади, вцепившись в меня, как клещами, своими тонкими ручонками, исступленно кричит Прим: – Нет, Китнисс! Нет! Не ходи!
– Прим, пусти! – грубо приказываю я, потому что сама боюсь не выдержать и расплакаться. Когда вечером Жатву будут повторять по телевизору, все увидят мои слезы и решат, что я легкая мишень, слабачка. Нет уж, дудки! Никому не хочу доставлять такого удовольствия.
– Пусти! Кто-то оттаскивает Прим от меня, я оборачиваюсь и вижу, как она брыкается на руках у Гейла.
– Давай, Кискисс, иди , – говорит он напряженным от волнения голосом и уносит Прим к маме.
Я стискиваю зубы и поднимаюсь на сцену.
Мне кажется, мы никогда не перестанем постить Жатву.